Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии

Возраст моих респондентов варьировался от 21 года до 70 лет. Примерно две трети из них – предприниматели, остальные – люди, занимающие высокое положение в мире политики, искусства или СМИ (хотя многие параллельно с основной деятельностью вовлечены в какой-то бизнес)[77]. Три четверти респондентов – мужчины. Из опрошенных женщин половина является предпринимательницами. Пятнадцать опрошенных – взрослые дети богатых родителей в возрасте от 21 года до 32 лет. В тех случаях, когда респонденты давали мне разрешение, я записывала интервью на диктофон. Интервью проводились на русском языке и длились от получаса до четырех часов[78]. Я не стала упоминать в книге каждого из восьмидесяти респондентов, чтобы избежать перегруженности именами и характерами.

Моя выборка респондентов учитывала две ключевые характеристики российской элиты, которые уже выделялись в предыдущих исследованиях. Во-первых, более 90 % из них имеют высшее образование, подавляющее большинство – в области точных или технических наук, экономики, международных отношений и юриспруденции. Молодое поколение предпочитает образование в сфере бизнеса, чаще всего в западных университетах. 30 % респондентов (все мужчины) имеют степень кандидата наук, из них более трети – более высокую степень доктора наук. Во-вторых, многие располагают тесными политическими связями с Кремлем и другими властными структурами. Некоторые респонденты приезжали на интервью со мной выжатыми после встречи с Путиным, а у других стены кабинета были увешаны совместными фотографиями с представителями мировых элит.

Многие типичные черты, присущие представителям российского высшего класса, воплощает в себе Петр, бизнесмен-ритейлер. Мы встречаемся с ним в просторном офисе в стильном отреставрированном лофте из красного кирпича в центре Москвы. Владея активами от 50 до 100 млн долларов, Петр считается «бедным» среди богатых. Тем не менее он прекрасно осознает, что такой уровень благосостояния выводит его в ряды элиты – «сервисной элиты», как он ее называет. «Что обеспечивает принадлежность человека к элите? – повторяет Петр мой вопрос. – Конечно же, это а) финансовые ресурсы, а также б) образ жизни и в) культурно-социальное положение в обществе». Мне вспоминается фраза из введения к «Различению» Пьера Бурдьё: «Вкус классифицирует, и классифицирует он самого классифицирующего»[79]. Словно будучи знакомым с этой работой, Петр продолжает: «Высокая ступень, которую я занимаю, подразумевает не только доступ к роскоши и комфорту, но и способность правильно оценивать роскошь и комфорт»[80].

Петр периодически читает лекции в университете: «Разумеется, когда где-то написано, что я профессор и преподаю в одном из лучших российских вузов, это престижно, но само по себе ни о чем не говорит». По его словам, гораздо важнее тот привилегированный культурный багаж, который он получил благодаря тому, что вырос в среде московской интеллигенции[81]. Продолжая семейную традицию, в свободное время он занимается поэзией и пишет искусствоведческие обзоры, достаточно талантливые для того, чтобы принести ему некоторую славу в московском высшем обществе. Но если вы думаете, что Петр – образец серьезности, вы ошибаетесь. Его покрасневшие глаза с тяжелыми мешками под ними выдают, что ночью он явно где-то кутил. Действительно, он признаётся, что не ограничивает себя в том, что касается гедонизма. По его словам, он не собирается завязывать с таким образом жизни до самой могилы и уже придумал себе эпитафию: «Там будет написано: „Игра окончена – было забавно“».

Петр – это псевдоним. Некоторые респонденты разрешили мне указать их настоящие имена, но в тех случаях, когда интервьюируемые предпочитали остаться неузнанными, я использовала вымышленные. Кроме того, я изменила некоторые ключевые характеристики этих людей, чтобы их невозможно было узнать, а кое-где даже дополнила их описания вымышленными элементами, выбирая их таким образом, чтобы не исказить представление о личности респондента или об обстановке, в которой проходило интервью. Я также анонимизировала некоторых респондентов, хотя они не просили об анонимности. Это было обусловлено тем, что какая-то информация, предоставленная в ходе интервью, носила слишком деликатный характер. В тех случаях, когда мне не удалось с достаточной степенью надежности модифицировать истории и анонимизировать действующих лиц, я прибегла к самоцензуре и вообще вычеркнула материал из книги.

Ответы респондентов и мои наблюдения за ними дополнены анализом информации, собранной в СМИ. Около 80 % респондентов – люди с определенным уровнем публичности. Соответственно, интернет предлагает немало информации о них – от газетных и журнальных статей и интервью до профессионально написанных биографий. Половина из оставшихся 20 % присутствует в социальных медиа. В целом медиаисточники обеспечили меня обширным материалом о том, какими способами эти богатые люди пытаются сформировать свои публичные идентичности и как к этому относится широкая общественность.