Лиам кивнул ей, и только Баба видела как Белинда быстро подмигнула, и это было похоже на сверкание звездочки в ночном небе.
***
Баба вытянула свои длинные ноги и любовалась заходящим солнцем, играющим яркими оранжевыми и красными красками за ближайшими холмами, казалось, что туда попал метеорит и ознаменовал начало апокалипсиса. Сверчки радостно затянули свою песню, сопровождаемую более унылыми звуками, которые издавала плачущая горлица, а первый ночной светлячок сверкнул и исчез из виду.
Она и Лиам сидели на шезлонгах перед трейлером, а Чудо-Юдо лежал между ними. Они жарили хот-доги на жаровне и запивали их; в случае Лиама, пивом из местной пивоварни, а в случае Бабы — фруктовым и освежающим рислингом
От уюта ей было не комфортно. А от уюта с Лиамом становилось совсем не по себе. Может, потому, что ей было так хорошо. Так правильно. Это то, что она могла бы делать каждый вечер до конца своей жизни.
— Спасибо, что помог утрясти дела с Майей, — сказала она, наконец, ковыряя кочергой в костре и подкидывая еще одну палку, которую Чудо-Юдо принес ей ранее в приступе проявления его игривой собачьей сущности. Искры взлетели в ночное небо как безумные феи.
Она не обмолвилась и словом с Лиамом, с тех пор как он пришел около двадцати минут назад. Она принесла ему стул и дала первый хот-дог, он вынул упаковку пива из своей машины, а также папку для документов, которую бросил на землю возле себя. Не считая этого, они, в основном, сидели там в дружественном молчании, жуя хот-доги, потягивая пиво, и время от времени гладя Чудо-Юдо по массивной белой голове.
"
Было совершенно ясно, что Лиам не на службе, так как на нем были джинсы и темно-синяя футболка, которая обтягивала его широкие плечи и грудь, и заставляла ее думать о тех вещах, о которых лучше не думать. Лиам посмотрел на нее наигранно невинным взглядом, когда она благодарила его.
— Я? Я всего лишь попросил моего секретаря сделать записи. Это ты так удачно появилась с тремя безупречными свидетелями, доказывающими, что ты не могла совершить это преступление.
Он засунул оставшуюся половину своего третьего хот-дога в рот с энтузиазмом мужчины, который не ел целый день, и вскрыл еще одно пиво. Отсветы пламени подчеркнули темные круги у него под глазами и углубили носогубные складки, подсветили несколько седых волосков начинающих пробиваться в его щетине.
Баба подумала, что он выглядит уставшим, потрепанным и еще немного пожеванным, почти как любимый старый ботинок, который достает Чудо-Юдо, когда она не смотрит. Совершенно неосознанно она потянулась и убрала прядь русых волос с его лица, чем заставила его улыбнуться. Они оба на мгновение застыли, застигнутые врасплох силой притяжения между ними. Первым пришел в себя Лиам, но она уловила проблеск чего-то очень похожего на влечение, с которым она и сама активно боролась.
— Я знаю, — сказал он, — в ближайшее время пойду постригусь.
— А мне так больше нравится, — сказала Баба, убирая руку и кладя ее на колено, где та не должна принести никаких проблем. Она снова завела разговор о деле. Так спокойней. — И я действительно благодарю тебя. Без твоей подсказки об алиби я уже могла бы сидеть в тюремной камере, жуя отвратительную еду и отбиваясь от обдолбаной проститутки, желающей сделать меня своей сучкой.
Лиама это так потрясло, что он уронил свой хот-дог в огонь. Подавив проклятье готовое сорваться, он глядел, как его еда превращается в уголек.
— О, да Бога ради. Откуда ты вообще это знаешь, если даже телевизор не смотришь?
Он вынул последнюю сосиску из упаковки и сначала предложил ей, прежде чем поместить ее на свою уже свободную палку, и наклонился разместить ее аккуратно над огнем.
— Всадники зависают во многих барах, — объяснила она и усмехнулась, глядя на него. — Они мне много чего рассказывают.
Чудо-Юдо хрюкнул от смеха. Немного пены от Гиннеса прилипло к его черным губам, в результате чего появились пенные усы.