Он повернулся к Питеру Каллахану, увидев, как высокий бизнесмен исчез за дверью. Без сомнения, по пути за навороченным адвокатом. Ну и ладно. Без разницы.
А Клайв Мэтттьюс был занят, убеждая родителей пропавших детей и его коллег — членов совета округа, что будут приниматься все меры для установления местонахождения пропавших детей.
Он имел чопорный и самодовольный вид, что создавалось впечатление, будто это он лично задержал преступницу, и в то же самое время ехидно отмечал, что если бы Лиам был более толковым, они бы ее поймали гораздо раньше. От всего этого Лиама мутило. Он сглотнул желчь, когда подошла Баба и ласково погладила его по руке. Ее прикосновение, казалось, послало волны спокойствия прямо в его разбитое сердце.
— Никто ей не поверил, — сказала Баба. — Все видели, что она просто пыталась спихнуть вину на тебя. Она отчаявшаяся женщина, а отчаявшиеся люди скажут что угодно, чтобы избежать неприятностей.
Ее янтарные глаза смотрели на него с беспокойством.
Он пожал плечами, как будто слова Майи — и мгновенное сомнение на лицах всех вокруг — не пекли как лосьон после бритья, попавший на свежий порез.
— Я знаю. Но в любом случае она у нас. Она больше не украдет ни одного ребенка, и это самое главное. Это, и то, что мы узнаем у нее, куда она спрятала первых трех.
На другом конце комнаты она видела Белинду и ее родителей, они стояли все вместе возле стола Белинды и смотрели на Майю.
Баба тряхнула головой и ее длинные темные волосы подскочили.
— Она нам никогда не расскажет, Лиам. А ты не можешь использовать те инструменты, которые могли бы вытащить эту информацию из нее. Ты должен мне позволить забрать ее в Иноземье. Десять минут с Королевой и Майя запоет как канарейка, — она усмехнулась, но без капли веселья. — Черт, она может и будет канарейкой.
— Нет.
— Что значит, нет? — спросила Баба, делая шаг назад. — Мы договорились; когда мы поймаем Майю, я возвращаю ее в Иноземье. Иначе Королева оторвет мне голову!
Несмотря на то, что они и так говорили достаточно тихо, Лиам еще больше понизил голос. Еще чего ему сейчас не доставало, это чтобы еще Клайв Мэттьюс услышал, как он разговаривает о какой-то сказочной стране. На данный момент, может он и сохранил свою работу, но если он услышит, то точно ее потеряет, несмотря на арест.
— Я позволю тебе поговорить с ней наедине, когда все разойдутся и все поутихнет, — сказал Лиам, и ему казалось, что это очень разумно. — Я даже позволю тебе применить любое вуду, чтобы вытащить из нее информацию, конечно только если это не оставит никаких физических следов, когда ты закончишь. Но я не могу просто позволить тебе увести ее отсюда. Не только из-за того, что меня уволят, как только обнаружат, что она сбежала, но и люди начнут задумываться касательно ее обвинений. Все это может закончиться моим официальным расследованием. Прости, Барбара, но она должна остаться здесь..
Лицо Бабы заледенело как озеро, в котором плескалось презрение.
— Понятно, — сказала она. — Значит твоя карьера важнее, чем тот факт, что Иноземье разваливается на кусочки, из-за той сучки, что сейчас пристегнута к одному из твоих столов, и ее чрезмерного использование магии при открытии прохода, который я не могу найти, — ее слова сочились ядом. — И если я не смогу найти эту дверь, без того, чтобы не вытащить ее из этого участка, ну что ж поделаешь — очень жаль?
Лиам почувствовал боль в груди, как будто ему не хватало воздуха.
— Барбара, я просто не могу...
И прежде чем он смог закончить предложение, среди людей, стоящих ближе всего к двери, началась суматоха. Лиам услышал, как Молли произнесла:
Испугавшись, что что-то случилось с Дэйви, Лиам начал пробиваться вперед, увидев что-то настолько неожиданное, что заставило комнату на один долгий миг вращаться кругами, пока его разум пытался переварить невозможное. Его пульс громыхал у него в ушах, а сердце выпрыгивало из груди, периодически пропуская удары.
Питер Каллахан стоял в дверях, и на его аристократичном лице играла улыбка победителя. Рядом с ним стояла нереально прекрасная, но очень бледная, худенькая как тростинка рыжеволосая женщина в скромном белом сарафане, и она смотрела на своих соседей, которых не видела уже более двух лет. Ее заостренный подбородок был приподнят, а несколько тонких прядок выбились из аккуратного пучка и застенчиво вились вокруг ее сердцевидного личика, которое он когда-то любил.
— В чем дело, шериф? — насмешливо спросил Каллахан. — Я был уверен, что вы будете счастливы, увидеть свою жену.
Лиам был сейчас какой угодно, но точно не счастливый.
После того, как они похоронили крошечное тело Ханны в маленьком гробике, уже ничто не было прежним. Мелисса винила себя за смерть ребенка, и каким-то непостижимым образом ее скорбящий разум, также винил и Лиама, за то, что его не было тогда рядом. И это он мог понять, потому что и сам винил себя.