Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни

Никто из нас не застрахован от того, чтобы чувствовать себя неудачником. Брене Браун, моя подруга уже большое количество лет, кроме того, она невероятно успешная. Это доктор наук, которая дружит с Опрой[12] и пишет становящиеся бестселлерами книги о гармонии с самим собой, человеческой незащищенности и о том, как быть смелым. Моя подруга – само воплощение человека с невероятным самообладанием. Для меня очень важно понимать, что я могу позвонить ей, когда на часах полночь, и сказать: «Я невероятно боюсь того, что все испорчу». На что она ответит мне примерно следующее: «Та же история. Постоянно что-то в таком духе. Что с нами не так?» Затем мы выговоримся друг другу и, в конечном счете, почувствуем себя лучше, чем до этого, потому что мы уважаем друг друга, и если мы обе чувствуем себя неудачницами, то тут не о чем говорить, и, наверное, все чувствуют себя точно так же. После этого я скажу Брене, что это очень хорошо, что она боится неудачи, потому что никто не смог бы написать полезную книгу про искренние эмоции, если бы он сам при этом был уже совершенным, так что формально подобное ощущение – лишь первый шаг к ее следующему бестселлеру. Затем она напомнит мне, что я зарабатываю на жизнь самобичеванием, и если я внезапно стану нормальной, то останусь без работы. Но я все равно боюсь, что написала в этой книге что-то ужасное, поэтому решила, что специально допущу ошибку, так что будьте готовы к этому. Вот теперь я могу расслабиться, потому что если я в чем-то напортачу, то всегда могу сказать, что именно в этом и состоит моя намеренная ошибка, да еще поглажу вас по головке за то, что вы ее нашли. Брене говорит, что это неплохая идея, так что формально, думаю, это означает, что я могу нарочно ошибаться, в соответствии с рекомендациями врача.

Виктор: Бред какой-то. У тебя словно паранойя.

Я: Ты думаешь, что это бред только потому, что ты никогда сам случайно не писал ничего оскорбительного.

Между прочим, я постоянно нарочно пишу оскорбительные вещи и готова принять на себя за это удар, но я всегда боюсь, что напишу или скажу что-то отвратительное, не отдавая себе в этом отчета. Например, однажды я написала, что один мой друг что-то скоммуниздил, и программа по автоматической проверке орфографии выдала мне: «Такого слова нет. Вы хотели написать „коммунист?“», и я возмутилась: «Черт побери, компьютер. Это какая-то дискриминация, не правда ли? Я пишу о том, что кто-то что-то взял и не вернул, а ты мне как будто сообщаешь: „Готов поспорить, что это был коммунист“. Соберись уже!» Потом я проверила это слово в Интернете, и действительно оказалось, что глагол «скоммуниздить» обыгрывает «идею обобществления имущества при коммунизме». Раньше я даже как-то не задумывалась об этом. Такое поведение можно сравнить с детской непосредственностью. Когда мы были маленькими, моя сестра со стола взяла самый большой кусок пирога. «Вот жидяра», – сказала я тогда, а когда подросла, то узнала, что «жидами» презрительно называют евреев, и оно носит антисемитский характер, поэтому я раз и навсегда запретила себе использовать это слово. Но лучшим из предложенных мне словарем синонимов оказалось слово «жадюга», однако оно мне кажется просто нелепым. Никто не воспримет его всерьез. Поэтому я просто переживала по поводу пирога и ничего не говорила. (Кстати, теперь я начинаю переживать, как бы слово «жадюга» не оказалось оскорбительным для людей с юга).

Виктор: Что-то ты перемудрила.

Я: Дело в том, что у меня своего рода некоторое тревожное расстройство, поэтому в моей голове постоянно творится нечто подобное, отчего я постоянно нахожу повод для переживаний.

Я также переживаю о том, что если напишу, как мучаюсь с лишним весом, то это, скорее всего, взбесит людей, потому что наше общество и без того слишком сосредоточено на внешнем виде, и мои рассказы о том, как я иногда чувствую себя толстой, никак делу не помогут. Еще я переживаю, что внезапно могу похудеть, и тогда люди, увидев меня, взбесятся, потому что на самом деле не знают, что мой вес может колебаться на двадцать-тридцать килограмм в зависимости от того, насколько я больная, уставшая или погруженная в депрессию. В этом случае мне придется носить с собой свои неприглядные фотографии в качестве доказательства. А также взять нотариально заверенную справку от своего врача, которая постоянно говорит, что мне следует похудеть, пока я чудовищно не заболею или не впаду в ужасную депрессию, из-за чего не буду есть целую неделю. После чего эта же врач может воскликнуть: «Выглядите потрясно! Но почему вас опять привезли в „Неотложку“?»