Безумное благо

В конце концов, я все выяснил. Мод была со мной откровенна. Вы трахали ее во второй половине дня в «Плазе». Прошло время маленьких гостиниц на Левом берегу. Наезжая в Париж, Господин вел прием с пяти до семи в своем люксе на авеню Монтень. Селился в роскошных номерах под чужим именем. Вы — как хотите, но я не думал, что у Мод такой плебейский вкус. Вы угощали ее шампанским, заказав его в номер? А икру заказывали — потом? Могли бы, кстати, не звонить мне посреди ночи, забыв про разницу во времени. Догадываюсь, что алкоголь был причиной подобной забывчивости. Но, мне кажется, если у кого-то из нас и был повод напиваться, так это у меня, верно? Я ненавидел, когда меня внезапно будил оператор «AT&T». [67]Я ненавидел это. Во сне мне удавалось не думать о Мод. Ее больше не было рядом. Я не знал, куда она ушла. Если у вас не было ее нового номера, я тут ни при чем. Она мне его не оставила, гарантирую вам.

Теперь разбирайтесь с ней сами. Ваша очередь привыкать к ее отлучкам. Что она вам рассказала? Что я вернулся к своим родителям? Сообщаю вам, что она оставила мне квартиру. Она была не до конца неэлегантна. Не будем говорить об одном и том же сто пятьдесят лет. Я так и не узнал, когда она начала мне лгать.

У меня нет времени, чтобы подробно излагать вам все, что у меня на сердце. Я не думал больше ни о чем другом. Я видел Мод в ваших объятиях. Я видел, как она приносит вам завтрак, выходит из вашей ванной, обмотав себя подмышками махровым полотенцем. Будет неправдой сказать, что эти видения не причиняли мне боль. Мне больше не следует думать о ней. Отныне вы будете заполнять мой разум, питать мою ненависть. Тут есть простор. Этот дом в лесу — я не хочу больше видеть его в красках, с его низеньким белым заборчиком, с его гравием, шуршащим под колесами, с его почтовым ящиком на колышке.

Вы говорили мне, что вам имплантировали сердечный клапан. Ваши рассказы не представляли больше интереса. То были воспоминания, завернутые в прозрачную пленку.

Мод объяснила мне по телефону:

— Он рассказывает мне разные вещи. Он говорит мне то, чего мне никто никогда не говорил. Даже ты. Ты говоришь, только когда боишься. Или когда грустишь.

— Это не одно и то же?

За кого вы себя принимаете? Старый козел. Вас возбуждают маленькие девочки, верно? У них такая нежная кожа, мурлыкающий голосок, чинный вид. Мод старовата для вас.

Это был один из тех послеобеденных сеансов, на которые ходят только одинокие. Я пересмотрел фильм, снятый по вашему второму роману, где у актеров просто мания повторять с вопросительной интонацией последние слова собеседника. Так что ничего удивительного, что фильм шел два часа сорок минут. Он был разнесен критикой в пух и прах. Публикой тоже. «Белки Центрального Парка» даже не существовали на видео. Один из самых значительных провалов студии «Уорнер». Вы укрылись за тем фактом, что не принимали участия в написании сценария. Это очень в вашем духе. Бери деньги и сматывайся. Господин Чистые-Руки.

Как я представляю себе адюльтер. Вот эта комната. Вот эти простыни. Вот этот свет. Вот эти шторы. Вот эта женщина, которая хочет быть голой. Вот эти слова. Вот эти ласки. Вот эти часы на тумбочке. Вот эти двое.

Ночь, телефонный звонок. На другом конце провода сначала молчание. Затем рыдания, женские слезы на междугородней линии. Ваша дочь Зельда — Зельда! вы посмели назвать свою дочь Зельдой — всхлипывая, извиняется. Она нашла мой номер через Интернет. Она ужасно злилась на вас. Она была на моей стороне. Вы умели только делать людям зло. Началось со ссор с вашей женой, с криков, оскорблений, — все на глазах у детей, которые тянули вас за рукав и умоляли прекратить. Или же дверь спальни запиралась, как только тон повышался. Это продолжалось с вашими книгами, которыми вы пользовались, чтобы мстить, — этими книгами, которые все соседи читали с нездоровым наслаждением. Другие ученики в школе говорили о них, хихикая. Зельда сказала, что в то утро, когда она увидела рукопись «Страны сливочного мороженого» на столике в гостиной и эту первую фразу, облетевшую позднее весь свет и ставшую паролем во всех кампусах, она не знала, что это перевернет всю ее последующую жизнь. «Страна сливочного мороженого», как известно, рассказывает в подробностях историю несчастного брака университетского преподавателя с одной из его студенток. Ярость взрывалась на каждой странице. Этим сведением счетов вы задели нечто в сознании американцев. Карманные издания продавались миллионами экземпляров. Желтая обложка стала столь знаменитой, что вскоре заговорили о «желтом Брукинджере». Сегодня в ход пошли бы футболки, кепки с изображениями ваших героев. Но сегодня никто уже не читает, а вы считаете особым шиком не писать. Зельда высморкалась. В романе ее мать получила по заслугам. «Страна сливочного мороженого» разрушила вашу семью. Успех был огромен, а детство Зельды полетело ко всем чертям.

— Зельда? Вы еще здесь?