Между тем, с вами никогда не в чем не было уверенности. У истории было продолжение. В полнейшей тайне вы напечатали книгу за свой счет и несколько экземпляров передали детским библиотекам. Стоило ли вам верить? Я настаивал, чтобы вы раскрыли мне псевдоним, которым пользовались, но тут у меня не было шансов. Ваша хитрая улыбка отражала все конкретные вопросы. Тема была закрыта. Вы и так сказали достаточно. Если вы не солгали, ваш трюк действительно в своем роде удался. Страницы, наиболее востребованные во всем мире, прячутся где-то между «Питером Пэном» и «Элоизой».
[72]Вас это, должно быть, забавляет. Вы их всех надули. В то же время я различил в вашем жесте легкую тоску. Вы играли с огнем. Величайшего американского писателя отвергли, точно вульгарного новичка. Вы увидели доказательство того, что издательский бизнес — большая насмешка. Я же посмеиваюсь, представляя, как целая армия исследователей, засучив рукава, будет рыться на пыльных стеллажах, забитых Энид Блайтон [73]и Гарри Поттером, чтобы обнаружить заветный томик — при том, что ни название, ни имя автора им не известны.Мод, дальше я буду писать для тебя. Скажи Себастьяну, что он может пропустить этот кусок. Пускай он пойдет и нальет себе мартини в кухне, включит телевизор, где-нибудь обязательно передают сводку спортивных новостей. О’кей, Себастьян? Отлично. Мод, ты еще там?
Почему мы больше не друзья? Я думал, что мы сумеем находить общий язык, что воспоминания окажутся сильнее. Мод, сквозь дым твоей сигареты я снова вижу твою болезненную улыбку, решимость в твоих глазах, смотревших на меня так пристально, что я отводил взгляд. Мы попытались поговорить в том русском ресторане, где подавали копченую семгу и икру. Водка сделала нас еще печальнее. Мы выпили за наши глупости, за наши секреты. Мне не удавалось напиться. Можно было подумать, что мы — в самом важном месте на земле. Не знаю, как ты, но я смотрел на вещи именно так. Возможно, ты уже забыла этот обед, ту блондинку за соседним столиком, про которую сказала: «Хочешь увидеть женщину, сделавшую больше всех в Париже подтяжек? Обернись». Метрдотель, говоривший с южным акцентом, десерты, предназначавшиеся не нам, сломавшаяся машинка для кредиток, рука, которую ты перед уходом молча положила на мою руку. Между нами отныне было лишь непонимание. Я сохранил этикетку от перцовой водки. Я такой больше нигде не видел.
Я просто хотел спросить у тебя, какую же ошибку я допустил. Раньше мне все казалось логичным. Теперь я в растерянности. Я построил себе будущее и думаю теперь только о прошлом. Как-нибудь мы могли бы, ну, не знаю, встретиться, выпить по стаканчику, как взрослые люди, вновь поговорить о тех днях, что были так заполнены эмоциями. Ты все так же отрываешь фильтр у сигареты, прежде чем закурить? Все так же забываешь выключить из розетки фен в ванной? Видишься ли по-прежнему с той смешной девчонкой, с которой ты училась и которая потом стала поваром в сэндвич-баре на улице Бургонь? На тебя это наводило грусть. Кажется, ее звали Бенжамин. Да, точно: Бенжамин. А когда тебя что-то раздражает, ты все так же постукиваешь указательным пальцем по передним зубам? Ты по-прежнему жалеешь, что у тебя нет детей? Тебе было скучно со мной, скажи? Только не надо мне соболезновать. Ты, должно быть, была лучше меня вооружена, имела скрытые ресурсы. Я чувствую себя как будто после тяжелой болезни. Ты заразила часть моей жизни. Я только теперь начинаю излечиваться. Мне следовало избавиться от тебя, смыв струей из поливальной машины. Мод, пожалуйста, сгинь.
У меня есть фото в металлической рамке — мне там пять лет, и, когда дела не клеятся, я разговариваю с ним. Хотите верьте, хотите нет, но я с ним разговариваю, с этим маленьким мальчиком. Смотрю на него. Я не слишком защищал его. Он не знает, что его ждет. В целом я попытался честно уцепиться за свои детские мечты.
Я рассказал об этом Мод за нашим первым ужином в ресторане. Она ничего не ответила, но на другой день дала мне свою фотографию в том же возрасте. Оба снимка стоят рядышком на каминной полке.
Я снова увиделся с Мод, представьте себе. Возможно, она вам не говорила, но, вернувшись в Париж, чтобы решить вопрос с паспортом, она позвонила мне.
Был понедельник. Я пообещал себе не произносить вашего имени. У городских улиц был нездоровый вид половины восьмого вечера, когда все служащие неохотно возвращаются домой. Я не хотел опаздывать. Отменил одну встречу. Мод позвонила в дверь в тот момент, когда я ставил музыкальный сборник. Она сняла пальто.
— Что будешь пить? Джин с грейпфрутовым соком?
Она в два глотка осушила стакан. Диск начался с очень медленной песни.
— Потанцуем?
— Нет.
— Ну же, давай.
— Я не люблю медленные.
— Я тоже. Иди сюда.
Она протянула руки ладонями вверх, склонив голову набок, как она умела.
— Спасибо. Ты меня ненавидишь?
— Нет. Больше нет. Впрочем, не знаю.
Ее ноги плавно скользили по паркету. Я чувствовал ее спину под своей рукой, жесткость ее позвоночника.
— Я недостаточно выпила.
Я посмотрел на нее как можно холоднее.
— Что с тобой?