Читаем Безумное благо полностью

Она приходила каждый вечер. Травести звали Кристал – или Кристаль, с мягким «л». Мне даже не захотелось трахнуть эту француженку. Хотя она была ничего себе. Черные шлепанцы, изящные ножки, шелковая ярко-красная юбка, в меру расстегнутая блузка, джинсовая куртка и этот слегка изможденный вид, который так нравился мне в некоторых женщинах после десяти вечера. Но не днем. Разговор вертелся вокруг фильма, который она посмотрела в самолете, в своей последней поездке в Париж, официального бюллетеня «Ночей в стиле буги»,[85] сэндвич-бара в Бруклине, музыкального продюсера, который хотел на ней жениться, будучи при этом голубым, запаха рыжеволосых (она к ним не относилась), отеля на Сейшелах, члена Леонардо Ди Каприо,[86] подъемников в Пас-де-ла-Каса в Пиренеях,[87] цвета песка в Австралии, герпеса, Филиппа Джиана,[88] который больше не жил на набережной Шартрон, рекламной кампании, которую я провел для несуществующего продукта (и не только не был уволен из агентства, но приобрел всемирное признание), Натали Мёрчант,[89] Берлина (города, в котором полно немцев), «Кафе дель Map», вируса Эбола, скульптора, жившего в Сохо и дружившего с Филиппом Соллерсом3.

– Кто это?

– Один бордосец. Красивый свитер.

– «Гэп».

– Довожу до вашего сведения: у вас в Париже – точно такие же.

Она разглядывала меня с чрезмерным вниманием.

– И вы даже не собираетесь со мной флиртовать?

– Я не знаю, что значит флиртовать. Я не слышал этого слова со времен раннего Средневековья.

– Ну и сноб.

Официант поставил передо мной еще одну порцию «текила-санрайз», хотя я ничего не заказывал. Мне уже поднадоело болтать с француженкой. Она стреляла глазами по сторонам.

– Ждете кого-нибудь?

– Да, именно.

Ее рука двигалась у нее перед лицом. У нее была почти черная помада. Вот так повезло: проникнуть в один из самых закрытых клубов Манхэттена, чтобы наткнуться на эту чертову француженку, которая к тому же вкалывает на Бирже. Толпа становилась все теснее. Тела вдавливались друг в друга. Ночь была на исходе. На смену занудству травести пришла музыка. Из подвешенных к потолку прожекторов, казалось, валил дым. Обивка из узорчатого бархата должна была впитывать все запахи. Кроме табуретов у бара, сесть было не на что. Стаканы были из прозрачного пластика.

– Это из-за СПИДа, – сказала моя соседка. Я забыл ее имя. Клоэ? Стефани? Габриэль?

На ней не было лифчика. Когда она наклонялась, я видел кусок ее левой груди. Она оторвала фильтр от сигареты, прежде чем закурить. Это напомнило мне кого-то. Дым выходил из ее ноздрей двумя параллельными линиями. Пол под ногами был усеян блестками. Техно не слишком уж оглушительно. Снаружи была ночь, убийство, ложные клятвы. В Париже шесть утра. Я провел ладонью по лицу. Я так больше не мог. Фотовспышка осветила угол зала. Снимали знаменитость недели. Соотечественница уточнила, что этот человек получил право попасть на обложку престижного журнала. Здоровяк в черном костюме с трещащей рацией вынырнул из-за барной стойки. Его близнец в такой же одежде, но с наушником в ухе направился к лестнице. Француженка приняла мечтательный вид. Она думала о чем-то своем. Я чуть было не спросил, о чем. Мне было наплевать на ответ.

Люди выкрикивали имена. Спор был слишком шумным. Девушка оторвала половину ногтя зубами. Она и впрямь странная. Мне хотелось, чтобы она ушла. Вали отсюда, дура. В двадцать лет я говорил вот так о девчонках и не парился. Дура, лахудра, чмошница – за термином не приходилось лезть в карман. И эти термины никогда не были лестными. Возможно, они употребляли нечто подобное в наш адрес. Я чувствовал, как кровь густеет в моих венах. Я внезапно оказался как будто в огромной печи. Целая армия лилипутов долбила мой череп кирками.

– Тупая ослица.

– Что вы сказали?

– Какая тут улица?

– Западный Бродвей.

– А-а-а.

– Вы не знаете, где находитесь?

– Нет, теперь уже не совсем.

– Тогда вы настоящий нью-йоркец.

Что она говорила? Ее бормотание нельзя было разобрать. В ее улыбке были искренность и надежда. Я улыбнулся презрительно и устало. Взял ее руку и поцеловал. От такой смелости она хихикнула.

– Что у вас в рюкзаке?

– А, а? Все мои секреты.

– И все туда помещаются?

Перейти на страницу:

Все книги серии Черный квадрат

Драная юбка
Драная юбка

«В старших классах я была паинькой, я была хорошенькой, я улыбалась, я вписывалась. И вот мне исполнилось шестнадцать, и я перестала улыбаться, 39 градусов, жар вернулся ни с того ни с сего. Он вернулся, примерно когда я повстречала Джастину. но скажите, что она во всем виновата, – и вы ошибетесь».В шестнадцать лет боль и ужас, страх и страсть повседневности остры и порой смертельны. Шестнадцать лет, лубочный канадский городок, относительное благополучие, подростковые метания. Одно страшное событие – и ты необратимо слетаешь с катушек. Каждый твой поступок – роковой. Каждое твое слово будет использовано против тебя. Пусть об этом знают подростки и помнят взрослые. Первый роман канадской писательницы Ребекки Годфри – впервые на русском языке.

Ребекка Годфри

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза