Безумные дамочки

Мистер Безумец последовал за ней на кухню и немедленно запрыгнул на стул, стоявший у плиты. Лу приучила его сидеть там в ожидании завтрака. Если он не сидел на стуле, то терся о ее ноги в нервном предвкушении еды, и она старалась не задумываться над вопросом, почему эти движения так сильно ее раздражали.

— Мистер Безумец арестован, — объявила ему Лу, надеясь, что не забыла купить кошачий корм, когда в последний раз была в супермаркете. Ее жизнь складывалась так, что она редко там бывала, и однажды, получив счет, поняла, что в среднем тратит в неделю только восемь Долларов, большая часть которых уходила на женскую гигиену и еду для кота. Ну, она еженедельно тратила больше денег в салоне красоты на маникюр и прическу, чем на еду. Как часто Лу говорила Дэвиду, который уговаривал ее есть побольше, пища нагоняла на нее, тоску, и она не понимала, почему он делает из еды кумир.

— Потому что я — еврей, — рассмеялся Дэвид в ответ.

— Ну, я наполовину еврейка, а интерес к еде у меня в несколько раз меньше по сравнению с тобой, так что национальность здесь ни при чем.

— Да, но твоя вторая половина — ирландская, а все знают, что у них нет кулинарного искусства, а следовательно, и интереса к еде. Что ест твой отец?

— Сырники.

— Он ирландский юрист?

— Он не очень хороший юрист, ведет только мелкие дела. А потом, у моей матери странное чувство юмора. Она дает ему сырники и ветчину.

— В одной тарелке?

Она любила поддразнивать Дэвида.

— Конечно. Моя семья не придерживается кошерной пищи. Но могу поспорить, что ты не знаешь, что я читаю еврейскую газету.

— Я думаю, ты меня разыгрываешь.

Она отрицательно покачала головой.

— Вовсе нет. Я читаю «Дейли Форвард», когда еду на работу. Честное слово. Я же езжу в метро.

Они только познакомились, когда состоялся этот обмен мнениями, и Лу рассказала о своем дедушке, еврее Монте Вули, сорок лет прожившем в Нью-Йорке и упорно отказывающемся учить английский. В один прекрасный день мать решила, что старик — единственный живой из бабушек и дедушек Лу, и ей следует научиться разговаривать с ним в те недолгие дни, которые тому осталось прожить на белом свете, ему ведь уже было под девяносто. И после обычной школы, где было довольно тоскливо, девочку везли в другую школу изучать идиш. Лу не хотелось ездить, но ей было только одиннадцать, а мать не считала, что такая малышка имеет право отказываться от чего-либо. Она тратила на язык два часа ежедневно, и в конце концов он ей понравился. В этой школе не так худо, как в обычной, а благодаря своему прилежанию Лу очень скоро стала лучшей ученицей. Ей было забавно писать справа налево, это было похоже на какую-то игру.

Юмор заключался в том, что в школе учили на диалекте, на котором не разговаривал дедушка, и когда она в очередной раз навестила его в Нью-Йорке, то не поняла ни слова из его речей, хотя казалось, что он ее прекрасно понимает. Это было смешно. Вскоре после этого дедушка умер, и теперь, спустя шестнадцать лет, Лу была признательна ему за то, что по утрам в метро может читать «Дейли Форвард».

— Мистер Безумец несколько недель был под арестом, и никто не собирается сейчас брать его на поруки.

К счастью, в шкафу отыскалась банка с кошачьими консервами. Лу открыла ее и половину выложила в миску, добавила витамины и пригоршню сухарей. В другую миску налила свежей воды.

— Мистера Безумца разыскивают за вооруженное ограбление в пяти южных штатах. Разве не так?

Затем она приняла свою порцию витаминов. Дэвид называл это лошадиным набором: четыре кальциевые таблетки, четыре витамина D, одна — витамина Р, шесть — аскорбиновой кислоты, одна — с железом, две капсулы витамина В. Все это запивалось апельсиновым соком из высокого стакана, и она благодарила своего медицинского наставника Дж. Родейла, писавшего на страницах журнала «Предотвращение». Вообще-то Лу чувствовала себя виноватой из-за апельсинового сока, поскольку Родейл его не одобрял. Он утверждал, что сок разрушает зубы и вызывает зуд в заднем проходе, но Лу считала, что врач в своих диетических рекомендациях заходит слишком далеко. Если она будет выполнять все его ограничения, то останется немного продуктов, которые можно употреблять в пищу. Конечно, есть постное мясо, яйца и морские продукты. Согласно Родейлу, это было полезно, но он был бескомпромиссен по отношению ко всем молочным продуктам, консервам, химическим добавкам. Лу иногда бунтовала, запивала витамины абсолютно запрещенным молоком и молилась, чтобы не помереть к концу дня от какой-нибудь таинственной хвори.

Маршалл сидел на постели и курил, когда она вернулась с апельсиновым соком.

— Когда ты собираешься идти на работу? — спросил он.

— Самое позднее — в девять тридцать.

— А мне к девяти, — зевнул он. — Знаешь банковские порядки.

— Нам не обязательно выходить вместе.

— Это правда.

— Я не знаю, сколько времени понадобится на статью, так что иди, когда тебе нужно.