Безумные дамочки

— Первых несколько лет она не пила так много, но склонность была всегда. Оглядываясь на прошлое, я не понимаю, почему я не видел первых знаков опасности.

— Тогда ты любил ее.

— Наверное, поэтому.

Хотя видно было, что он вызывает у жены отвращение, Лу чувствовала, что его еще влечет к ней. Или это просто жалость? Лу не жалела Беверли, она подозревала, что в этой женщине есть скрытые ресурсы, о которых Питер ничего не знал и не хотел знать. Отчасти он был сделан своей женой, а теперь эту роль приходится выполнять ей.

— Беверли хочет присоединиться к нам, — сказал Питер, — после того, как Салли задует свечи.

— Здесь?

— Да, надеюсь, ты не против? Она не в себе. Этот парень отменил встречу, да и остальное не лучше.

Лу хотела сказать: «Но я против, категорически против. А чего ты от меня ожидал? Убийца».

Вместо этого она совершила ошибку, пытаясь быть цивилизованным человеком:

— Интересный должен быть вечер.

Так и случилось.

Беверли была гораздо пьянее, чем когда они оставили ее дома, и настроение у нее было еще отвратительнее. Она стала угрюмой, жалкой и злой.

— Моя жизнь разрушена, — сказала Беверли в какую-то минуту. — Всем плевать, жива я или мертва, так что пора кончать с собой.

Но через мгновение она обвела сердитым взглядом богато обставленный зал и сказала:

— Это для богачей. Давайте выметаться отсюда.

Они пошли в бар в Гарлеме и заказали фирменный напиток «Черная мама», который оказался не экзотичнее молока со льдом. Через несколько минут они снова заскучали, отчасти потому, что на них никто не обращал внимания, а воздух почти не проветривался.

— Куда теперь?

Это спросила Лу, понимая, что если у нее есть хоть капля мозгов, то надо оставить их и бежать к своему садику и коту. Но, не умея пить, она нарезалась и не могла видеть ни садик, ни кота, хотела выпить еще, сделать что-то, чтобы разрушить чары, под которыми жила с тех пор, как связалась с Питером. Сексуальная мания была не лучшей частью жизни. Лу хотела, чтобы был секс или не было его, но только бы он не властвовал над ней, как сейчас. Крайности чувств пугали ее, она не хотела так много думать ни об одном человеке. Если бы не была так озабочена, то могла бы взять верх, как это было с Дэвидом. Но из-за Питера ей стала скучна умеренность, которой она наслаждалась с дорогим Дэвидом.

Наслаждалась, потому что Дэвид подходил ей. При нем она хорошо работала, достаточно гордилась собой и могла похрапывать во сне. При Питере ляпнулась, и ради чего? Любовь? Какое смешное слово, сколько в него втиснуто недоразумений! Например: ничтожность, желание, неопределенность, экстаз. Пруст писал, что человек может узнать, любит ли он другого, только по силе причиненной ему боли. Именно поэтому Пруст жил в обитой пробкой комнате и завернувшись в плотное пальто, а по ночам бегал в «Риц» поболтать с метрдотелем.

Когда они уходили из бара в Гарлеме, Питер сказал:

— Давайте попьем опиума.

И женщины пьяно кивнули. Он повел их в дом в начале шестидесятых улиц, от которого у него были ключи.

— А как пить опиум? — спросила Лу, когда они вошли в дом.

В доме было три этажа, но Питер посоветовал остановиться на первом, где были две комнаты и кухня. Большая комната была забита толпой гипсовых людей. Одни танцевали, другие стояли у бара, ожидая, когда гипсовый бармен сделает им коктейль. Третьи обнимались. Один гипсовый мужчина держал за грудь гипсовую женщину в трусах. Некоторые ели гипсовые бутерброды, разрисованные под настоящие. Был и гипсовый полицейский с гипсовой кобурой и гипсовым револьвером. Полицейский разговаривал с гипсовым мужчиной в куртке и мотоциклетном шлеме.

— Все очень просто, — сказал Питер. — Я вам покажу.

Он прошел на кухню и поставил чайник. Затем взял с полки три чашки, на одну четверть засыпал сахаром, положил по пакетику чая и залил кипятком.

— Сахар снимает горечь опиума, — пояснил он Лу, которая прошла с ним.

Откуда-то сверху раздалась мелодия джазовой песни: Эй, мисс Бесси, ты прекрасно все приготовила. И я приду к тебе в полночь.

Беверли осталась в большой комнате и танцевала в одиночестве, когда они вернулись с тремя чашками дымящегося чая. Питер вынул коробку из-под аспирина из куртки гипсового полицейского и достал три крошечных бумажных пакетика. Беверли была поглощена танцем, но, когда чуть не врезалась в одного из гипсовых танцоров, Питер велел ей сесть.

У стены стояло несколько дешевых металлических стульев, и она рухнула на один из них.

— Так это сюда ты возишь детишек? — спросила Беверли у мужа.

Через открытую дверь можно было рассмотреть другую комнату, поменьше. Там были кровать с отполированным изголовьем, ковер и блестевшие золотой бахромой подушки.

— Итак, — сказал Питер, обращаясь к ним, — кладем опиум под язык, но не глотаем его. Отхлебываем чай, пару секунд держим его во рту, глотаем и делаем другой глоток. Но опиум не глотаем. Суть в том, чтобы он растворился в чае.

— А если проглотить? — спросила Лу.

— Придется долго ждать, пока разберет.

— А что тогда будет?