Безумные русские ученые. Беспощадная наука со смыслом

Так, обычные приемы получения слюны, употреблявшиеся до Павлова, заключались в том, что у животного, находящегося под наркозом, раздражался нерв, управляющий слюновыделением, и в результате этого раздражения из протока нужной железы вытекала слюна. Подобный способ никак не мог удовлетворить Павлова, поскольку он не мог отразить сложных отношений животного к разнообразным условиям действительности, в частности, к разнообразным сортам пищи. Основным принципом физиолога была установка: изучать животный организм в его целостном, естественном поведении. Соответственно этому, изучение всех физиологических проявлений организма должно было производиться в условиях, максимально приближающихся к естественным условиям жизни животного.

Собака Павлова – это своеобразная механистическая модель, но модель такая, в которой должна была оставаться вся энтропия, весь хаос непосредственного бытия. Физиолог, с одной стороны, пытался остановить жизнь, а с другой, – хотел уловить ее в непосредственном развитии. Получалась схема: жизнь – нежизнь. Вот, наверное, откуда крепко сжатые кулаки на картине Нестерова. Эти старческие пальцы словно хотели поймать неуловимое.

Знаменитый мифолог и культуролог М. Элиаде в своей книге «Кузнецы и алхимики» так охарактеризовал естественные науки XIX века: «…идеология новой эпохи, сконцентрированная вокруг мифа о бесконечном прогрессе, обещанном экспериментальной наукой и индустриализацией, эта идеология, которая доминирует во всем XIX в. и вдохновляет его, вновь использует и усваивает, вопреки радикальной секуляризации тысячелетнюю мечту алхимика. Именно в специфической догме XIX в., – что истинная миссия человека состоит в том, чтобы менять и трансформировать Природу, что он может действовать лучше и быстрее Природы, что он призван стать хозяином Природы, – именно в этой догме следует искать подлинное продолжение мечты алхимиков».

Да простят нам излишне вольное сравнение, но собака Павлова, ставшая живой моделью, в какой-то мере напоминает осуществленную мечту алхимиков о так называемом гомункулусе, живом существе, выращенном в пробирке, Гомункулус и был символом абсолютной власти алхимика над жизнью, а, следовательно, и над самой Природой.

Вместе со своим сотрудником, доктором Глинским, Павлов разработал операцию, с помощью которой проток, подававший слюну в полость рта, выводят наружу через прокол щеки и пришивают к коже. Тогда при еде происходит выделение натуральной слюны наружу, которая и собирается экспериментатором в специальные сосуды. Благодаря этому приему Павлов смог показать целый ряд замечательных приспособлений работы слюнных желез к внешнему миру. Количество и качество выделяемой слюны всегда стояли в точном соответствии с тем видом пищи, которая попадала в рот животного.

Но особенно много «остроумия» Павлов применил при изучении работ желудочных желез. На этом пути им было сделано такое количество новых операций, что бедная собачка, действительно, превратилась в своеобразную живую и абсолютно прозрачную модель, раскрыв все тайны песьего пищеварения перед глазами пытливого естествоиспытателя. «Наблюдайте и еще раз наблюдайте», – любил повторять своим молодым коллегам Павлов. И сам был до конца верен этому незамысловатому принципу. Он наблюдал, а попутно срывал последние слабые завесы с Природы, оставляя ее абсолютно голой перед собственным пытливым взором.

Его первое важное открытие в этой области заключалось в том, что он установил наличие специальной сокоотделительной функции желудка в тот момент, когда еще пища не попала в желудок. Пищу можно было только показывать, животное могло ее только еще разжевывать, а желудочные железы уже выделяли сок. Особенно отчетливо эта закономерность проявилась при опыте с так называемым «мнимым кормлением». Занятой в эксперименте собаке перерезали пищевод и оба конца выводили наружу. Теперь вся пища, разжеванная и проглоченная подопытной собакой, выходила через перерезанный пищевод и падала в чашку, из которой животное ело. Таким образом, пища могла бесконечно пережевываться и проглатываться, не попадая в желудок. Собачка умирала довольной и сытой на благо отечественной науки. Боткин от таких экспериментов имел практический результат и вот почему. Хотя действие пищи на слизистую оболочку желудка было совершенно устранено, сам желудочный сок в этой природной фабрике выделялся исправно. Оказалось, что пища здесь может быть и не причем, если с помощью скальпеля и хирургического «остроумия» Павлова нарушить привычный ход вещей, установленный самой природой.

Великий русский клиницист С.П. Боткин первый высоко оценил практическое значение применения желудочного сока в медицинской практике. Теперь для лечения больных, страдающих заболеванием желудка, удавалось в большом количестве получить натуральный желудочный сок. Собачья фабрика, расположенная в деревенской баньке, полностью оправдала свое назначение.