Безумные сказки Андрея Ангелова

Пока я его обзывал, он закончил чтение и небрежно подвинул папочку своему яйцеголовому подручному, который немедленно в неё углубился, а сам лениво покосился в сторону окна, заплеванного снаружи реденьким дождиком, и промямлил многозначительно и устало:

— Да, кончилось лето.

Потом обратил непроницаемый взгляд на меня, откашлялся и объявил равнодушно:

— Любопытно.

— И только? — уточнил я, вежливо улыбаясь.

— Весьма любопытно, — натужно пробормотал он, едва не зевая. — Я подумаю, что можно сделать, — и чуть помедлив, прибавил рассеянно, как бы между прочим. — А сколько ты хочешь?

— А разве Михаил Александрович вам не говорил? — ответил я вопросом на вопрос, читая как открытую книгу все театральные ужимки этой, уже трепыхавшейся на моем крючке, жирной рыбины.

— Кажется, что-то говорил, но ты продублируй — с тебя не убудет.

— Я хочу тридцать процентов, плюс фиксированные бонусы по каждой сделке.

— Это много.

— Это справедливо.

— Молодой человек, кто же в наше время рассуждает о справедливости? — важный дядя мерзко захихикал. Его подручный на минуту отвлёкся от моих литературных трудов и составил ему компанию. Я счёл уместным превратить дуэт в трио и захихикал вместе с ними. Должно быть, вышло забавно.

— Хорошо, Вадим, — подвёл итог нашей встречи важный дядя, — договоримся таким образом: предварительно — «да», но три дня на формальности… а потом встретимся ещё разок и поторгуемся. Рад был познакомиться.

Я понял, что аудиенция окончена.

* * *

На вечеринке у Пустоваловых было неизменное «оливье», холодец и селёдка под шубой, «лаконичные» тосты, от которых нещадно клонило в сон, хоровое всхлипывание под гитару и караоке, бесконечные перекуры на балконе, интервалы между которыми стремительно сокращались с каждой выпитой рюмкой, танцы до упаду и споры до хрипоты.

В какой-то момент вакханалию разбавила равнодушная фраза:

— Опять напился, как свинья.

Фразу произнесло холодное бездушное существо, которое по какой-то нелепой случайности уже семь лет кряду доводилось мне женой.

— Как конь. Иго-го! — я ухмыльнулся пьяной ухмылкой в ответ.

— Да пошёл ты, — она отвернулась.

Я подхватил застольную песню и окинул рассеянным взглядом захмелевших собутыльников. Мои глаза встретились с глазами Семёна. Раньше он был моим одноклассником, а теперь трудился в одной силовой конторе и, пользуясь служебным положением, помогал мне улаживать проблемы с другими силовыми конторами.

— Пойдём, покурим, — он кивнул в сторону двери.

— Пойдём, — согласился я.

Уединившись на лестничной площадке, где какой-то заботливый человек оставил на подоконнике консервную банку для окурков, мы закурили и отрешённо уставились на капли дождя, медленно сползающие по оконному стеклу.

— Этот твой Виктор Николаевич очень скользкий тип с тёмным прошлым, — сказал Семен. Его язык слегка заплетался.

— Жирная рыбина.

— Она самая, — кивнул Семен.

— Риск, в сложившихся обстоятельствах, неизбежен, — я осознал, что и мой язык начал немного подтормаживать.

— Не люблю это слово — «риск». От него пахнет мертвечиной.

— И я не люблю, но что делать? Конкуренты наступают на пятки, и чтобы от них оторваться, приходится наращивать объёмы производства. Это требует дополнительных ресурсов не только в затратной части, но и… — я осекся, заметив смертельную тоску в его взгляде. — Ну, ты понимаешь.

— Понимаю, — его тусклые глаза говорили обратное.

— Я думал, ты порадуешься. Всё-таки другие бабки и…

— Я порадовался, — сухо сказал он.

— Мне скоро опять понадобится твоя фазенда, — я решил сменить тему.

— Новый роман?

— Да, и на всю жизнь.

— А как же твоё обещание покончить с порочным прошлым?

— Оно уже не актуально и, кроме того, горбатого могила исправит.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

— Я тоже надеюсь.

Он тяжело вздохнул, видимо, представил мир без меня, и сказал, задумчиво глядя куда-то в сторону:

— Когда-нибудь у твоей жены кончится терпение, и она тебя выгонит.

— Ну, это вряд ли.

— Почему? — он грустно посмотрел мне в лицо.

— По двум причинам. Во-первых, потому что не любит, а во-вторых, потому что привыкла кормиться со стеклянной полочки в серванте, где, как на поле чудес, круглый год созревают денежные купюры.

— Странный ты человек. Живёшь с нелюбимой женщиной. Изменяешь ей. Она тебя ловит. Ты каешься, а потом снова изменяешь. Зачем тебе это надо? Не проще ли развестись? — он выразительно уронил окурок в консервную банку.

Я скептически усмехнулся и поделился с ним мудростью из личной коллекции афоризмов:

— Между прочим, этот вопрос время от времени задают себе тридцать процентов мужиков в нашей стране, а остальные шестьдесят восемь процентов — геи, политики, импотенты и алкоголики.

— Звучит цинично. Постой, — он улыбнулся. — А где ещё два процента?

— Витают в облаках.

— Лётчики?

— Нет, святые.

Он задумался. Наверное, силился определить, к какой из перечисленных категорий относится он сам. Потом спросил:

— И как зовут твою новую пассию?