Безумные

– Они в восторге от тебя, – говорит он, взглянув в боковое зеркало. – Извини, что бабушка так явно демонстрировала свой интерес. Уже накрутила невесть что в своей голове.

– Бабушки, они такие, – улыбаюсь я, закусив губу. Мне хочется спросить его о родителях, но не могу позволить себе нагло вторгаться на запретную и слишком личную территорию. Это по меньшей мере некрасиво.

– А что еще было в том пакете, что ты привезла бабушке? Бельгийские конфеты, вино и…

– Красиво оформленная коробочка с разными видами сыра. Почти все с плесенью. Возможно, бабушке что-то и понравится.

– Любишь сыр с плесенью?

– Стараюсь полюбить, – улыбаюсь я, продолжительно кивая. – Я обожаю сыр. Это не только изысканное дополнение к вину, но и средство от усталости и депрессии. Мне так кажется. Всякий раз, когда закрываю очередной проект, заезжаю в магазин, беру небольшую коробку конфет, бутылку вина и кусочек дорогого сыра.

– Отмечаешь?

– Традиция вроде бы.

– Интересно. И сколько же сыров ты перепробовала?

– Я не считала, но поверь, не мало. Сыр может украсить любое блюдо и сделает его особенным.

Максим по-доброму улыбается, и его глаза, что почти сливаются с полумраком в салоне, задевают во мне трепетные чувства. Чем большое я узнаю о нем и его окружении, тем сильнее запутываюсь в нитях собственных ощущений. Вернувшись домой в субботу, мне хотелось реветь от того, что парень, которому было со мной хорошо (и в чем я была абсолютно уверена!) в один миг охладел и постарался деликатно извиниться за нежелание продолжить со мной тот дивный вечер. Горькая обида вскрыла воспоминания о Мише и нашем непутевом сексе, после которого я чувствовала себя той бесчувственной резиновой куклой, что после всего запихивают в шкаф до следующего раза. Когда я считала секс бесполезным занятием, у меня его было хоть отбавляй. А когда во мне самой проснулось желание покориться мужской воле, очаровательный парень резко остановился и назвал меня «очень красивой», а в воздухе повисло беззвучное «но». Но вместе с этой глупой женской обидой во мне порхает маленькая и хрупкая бабочка, что суетится в груди всякий раз, когда я ловлю на себе пленительный взгляд ореховых глаз, что покорил меня с самой первой встречи.

– Вы с Милой очень похожи, – говорю я, снова взглянув на него. – Сколько тебе было, когда она родилась?

– Двенадцать, – отвечает Максим на выдохе.

– Она замечательная. Добрая, умная и… Я уверена, Мила – страшный романтик.

Максим с интересом глядит на меня:

– По-моему, она вела себя, как избалованный мальчишка.

– Тебе кажется.

– И она далеко не романтик, – усмехается он, выезжая на главную дорогу, ведущую к городу. – Для этого в моей сестре слишком много дерзости.

– Понятно, – нарочно усмехаюсь я.

– Что?

– Ничего.

– Нет, говори. В чем дело?

– Думаю, ты просто отказываешься замечать эти очевидные вещи, потому что они лишний раз доказывают, что Мила уже не та маленькая девочка, с которой ты когда-то нянчился. – Замечаю, как желваки на его скулах зашевелились и сконфуженно опускаю голову. Наверное, я все же залезла на запретную и слишком личную территорию. – Извини.

– Мила – все, что у меня есть, – вдруг говорит он, не отрывая взгляд от дороги. – Когда наши родители погибли, я сделал эту татуировку на шее… Обещал себе, что буду заботиться о Миле, оберегать её и делать все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Она – мой пульс, мой толчок, чтобы просыпаться каждый божий день. Иногда перегибаю палку, бываю действительно несносным, – с грустью усмехается он, – чересчур бережливым, но все, что бы я не делал – исключительно для её блага. Я знаю, что она мечтательная, потому что все девушки такие. Вижу, что хорошеет с каждым днем и от этого моя забота превращается в какой-то тотальный контроль. Мы тут недавно нехило повздорили, долго не разговаривали, а все потому, что она тайком, обманув меня, смылась со своей подружкой в какой-то клуб, а на утро отказывалась говорить мне, где именно была, что пила и чем конкретно занималась. Я был так взбешен, что наговорил ей всяких гадостей и получил в ответ то же самое. Она просто не понимает, как сильно я дорожу ей.

А ты, Макс, не представляешь, как глубоко тронули меня твои слова о сестре. Ты и не догадываешься, насколько сильно я поражена твоим теплым и таким трогательным отношением к близким тебе людям. Я и не думала, что у тебя настолько большое и доброе сердце.

Я вообще ни о чем таком и не подозревала.

– Мне очень жаль… – говорю я тихо, кусая губу. Бабочка в груди суетится, крадет у меня воздух. – Я уверена, Мила все понимает. Просто иногда хочется немного свободы и хотя бы малюсенькой возможности принимать собственные решения.

Боковым зрением вижу, как Максим повернул ко мне голову. Наверное, в моих последних словах слишком ощутимо это собственное и личное, совершенно не относящееся к его сестре.