Безумный корабль

Спустя время она выучилась питаться объедками с тарелок капитана. Он не так уж часто ел у себя, но никакой иной еды или питья на долю Сериллы не оставалось. Не было у нее и никакой свежей или хотя бы целой одежды. Поэтому большую часть времени она проводила, съежившись в уголке его постели. Она больше не думала. Старалась не думать. Потому что, с какой стороны ни посмотри, возможности перед нею открывались одна мрачнее другой. Страх прочно поселился в ее душе. От него не было избавления. Вот возьмет и убьет ее прямо сегодня. Или до гробовой доски будет держать здесь, в этой каюте… Или, что, пожалуй, было бы еще хуже, вернет ее сатрапу, как сломанную игрушку, переставшую его забавлять. И уж в любом случае она рано или поздно понесет от него. И тогда, спрашивается, что?…

Мучительное настоящее, которое приходилось терпеть, непоправимо перечеркнуло все виды на будущее, которые у нее когда-либо имелись. Нет. Уж лучше не думать…

Иногда она смотрела в иллюминатор. Смотреть, правда, было особо не на что. Вода. Острова вдали. Птицы летают… Корабли сопровождения качаются на волнах… Иногда эти корабли исчезали из виду, чтобы снова показаться на другой день. Порою в таких случаях было сразу заметно, что они побывали в переделке. Следы огня на бортах, порванные паруса, закованные в цепи люди на палубах.

Они нападали на мелкие незаконные поселения на островах Внутреннего Прохода, захватывая пленников и добычу. И получалось у них это, похоже, очень неплохо.

Настанет день, когда они прибудут в Удачный… Эта мысль была для Сериллы поистине лучом света во тьме. Если бы в Удачном ей удалось сбежать с корабля и добраться до берега, она сумела бы скрыть, кто она такая была раньше и что с нею случилось. Это было необыкновенно важно для нее. Ее отвращала сама мысль о том, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Она больше не желала быть Сериллой. Той прежней Сериллой, мягкотелым кабинетным ученым, привыкшим к вежливому обращению и видевшим жизнь в основном из окошка дворца. Придворным, оратором и мыслителем… Нет, ту Сериллу она теперь презирала. Она оказалась слишком слаба, чтобы противостоять этому мужчине. Слишком по-глупому гордой, чтобы лечь под сатрапа и не оказаться таким образом в руках калсидийца. И слишком трусливой, чтобы изловчиться и убить капитана… да что там — даже убить себя самое. И даже теперь, отлично зная, что Удачный — ее последняя жизненная надежда, она не могла собраться с мыслями и придумать план побега. Некая жизненно важная часть ее существа… нет, не то чтобы умерла, скорее замерла. Та, что сидела в каюте, как могла отстранялась от Сериллы, презирая ее вместе со всем остальным миром…

Заточение кончилось так же внезапно, как и началось. Настал день, когда пришел какой-то матрос, отпер дверь и жестом велел ей следовать за собой.

Она скорчилась на капитанской кровати, вцепившись в одеяло. И, заранее приготовившись к затрещине, все же отважилась спросить:

— Куда ты ведешь меня?

— Сатрап! — был односложный ответ. То ли он всего лишь настолько владел языком ее родины, то ли решил, что одного слова достаточно. И вновь мотнул головой в сторону двери.

Она знала: необходимо повиноваться. Когда Серилла поднялась, кутаясь в одеяло, матрос не стал его отнимать.

Она ощутила такую благодарность, что слезы подступили к глазам. Уверившись, что пленница следует за ним, калсидиец двинулся вперед. Серилла шла опасливо и осторожно, точно выходя в новый, неведомый мир. Крепко держа обеими руками одеяло, она шагнула через порог… Она торопилась за матросом, не поднимая глаз. Серилла хотела было зайти в свою прежнюю каюту, но окрик провожатого заставил его вздрогнуть и съежиться. Она вновь засеменила прямо за ним, и он привел ее в покои сатрапа.

Серилла ждала, что матрос, по крайней мере, постучит в дверь. Это дало бы ей хоть несколько мгновений, чтобы приготовиться. Ничуть не бывало! Калсидиец попросту распахнул дверь и нетерпеливым жестом велел ей входить.

В лицо ударила волна перегретого воздуха. Погода стояла теплая, отчего неизбежно усиливались все корабельные запахи, но здесь смердело еще и болезнью, и человеческим потом. Серилла даже попятилась, но матрос не ведал пощады. Он схватил ее за плечо и впихнул в каюту.

— Сатрап! — повторил он. И захлопнул дверь.

Серилла прошла в удушающе-жаркий чертог. Там было тихо и темновато. Похоже, там даже наводили порядок, но весьма небрежно: брошенная одежда, прежде валявшаяся на полу, теперь висела по спинкам кресел. Курильницы, в которых жгли для сатрапа травы, были вытряхнуты, но не вычищены. Запах остывшего дыма не давал свободно дышать. Посуда со стола была убрана, но на столешнице виднелись круглые пятна, оставленные липкими донышками. Из-за тяжелых занавесей, прикрывавших огромное окно, доносилось гудение одинокой мухи, упорно старавшейся расшибить лоб о стекло.