Безумный поклонник Бодлера

– Боюсь, что столь плачевное состояние может продолжаться месяцы. И даже годы. Вот чего я ему не желаю. Ты говорил с ним?

Асселино удрученно покачал головой.

– Я пытался. Но вот уже три дня как Бодлер не произнес ни единого слова. Шарль не может выразить даже простейшую мысль.

– Насколько он понимает то, что ему говорят?

– Неясно. По два часа в день я провожу у постели Шарля, всматриваюсь в его лицо, пытаюсь разобраться в состоянии его рассудка и, право, не решаюсь высказаться, мыслит ли он в какой бы то ни было еще степени. Лицо его – все еще лицо разумного человека, и мне порою кажется, что иногда мысли, словно молнии, озаряют его мозг. Полагаю, что он не без удовольствия слышит, когда произносишь имя кого-либо из друзей.

– Когда ожидается приезд Каролины?

– Сегодня к вечеру. Ей бы лучше оставаться дома, поскольку она сама не здорова, а зрелище это не из легких.

Госпожа Опик, сопровождаемая горничной, прибыла в Брюссель на парижском поезде и остановилась в гостинице «Гран Мируар». Встреча с врачами стала для вдовы тяжелым испытанием. Каролина так никогда и не узнала правду. Жалостливые эскулапы, стараясь смягчить предстоящее потрясение, сообщили ей, что мозг ее сына перетрудился. Шарль устал раньше срока, ибо много работал. Про сифилис не было сказано ни слова. И вот Каролина шла по коридору клиники, с трудом переставляя больные ноги и предвкушая скорую встречу с сыном. Приоткрыв дверь палаты, она всхлипнула и в ужасе прижала руку к губам, заглушая готовый вырваться крик. В общей палате, забитой немощными безумцами, лежал ее мальчик, ее Шарль. От прежнего дерзкого денди не осталось и следа. Каролина всматривалась в бескровное лицо живого трупа и, не помня себя от горя, беззвучно рыдала. Стоящий рядом с ней Пуле-Маласи тоже принялся плакать. Они пытались расшевелить Бодлера, оживленно говорили с ним. Но, как Шарль ни старался ответить, из его перекошенного рта вырывались лишь рвущие душу нечленораздельные всхлипы. Подоспевшие сестры милосердия каждое свое действие сопровождали крестным знамением и молитвой. Но Шарль шарахался от них, хватаясь за руки матери и стараясь ей объяснить, что он больше не верит Богу. Создатель его предал. Как мог Господь в тот самый миг, когда Шарль окончательно и бесповоротно решил встать на путь исправления, сразить его ударом? И если Бог отвернулся от Шарля, то и Шарль отвернется от Бога!