– Обыкновенно, – важно отозвался дед, польщенный вниманием. – Я тогда не сторожем работал, а могилы копал. Крутицкие заказали могилу для племянницы. Девчонку-то убили, сыночек их же постарался. Ученый человек, биолог, аспирант, а совести ни на грош. Снасильничал и скинул двоюродную сестренку в реку. Ну, дядя с тетей взялись племянницу похоронить. А на похороны прибыл отец покойной, братец, значит, Надежды Георгиевны, и расстрелял ее саму и муженька ее.
– Как расстрелял?
– Обыкновенно. Вышел последнее слово над гробом говорить, достал обрез из сумки и пустил родню в расход. Приговариваетесь, говорит, к смерти за то, что не доглядели за своим поганцем сыном. Ну, мы с мужиками отобрали у убийцы обрез и сдали его в психушку, а Крутицких всех здесь похоронили. Вместе с Пичугиной.
Я почувствовала, как волосы на голове встали дыбом и зашевелились. В памяти мигом всплыл последний день в школе «Романтик», о котором я и думать забыла. Солнечный мартовский день, когда для семьи Крутицких с моей легкой руки рухнул мир.
* * *
На следующее утро преисполненный веры в светлое будущее Шарль отправился с друзьями в Бельгию. Поэт вошел в старинную церковь в Сент-Лу и, любуясь статуями, украшавшими исповедальни, вдруг упал, точно громом пораженный.
– Шарль, старина, что с тобой? – испуганно воскликнул издатель Пуле-Маласи, бросаясь на каменный пол. На помощь издателю кинулся второй приятель Бодлера, Асселино. Поэт лишь слабо стонал, не в силах что-либо вымолвить.
Помогая Шарлю подняться, друзья видели, что дело плохо. Поэт с трудом двигался и почти не говорил. Сердобольные прихожане вынесли Бодлера из церкви на руках, уложили в коляску и доставили в больницу. Врач констатировал паралич правой половины тела, приключившийся с пациентом вследствие запущенного сифилиса. Шарля поместили в лечебницу Сен-Жан-э-Сент-Элизабет, где за больным ухаживали монахини-августинки. Это была злая насмешка Господа над создателем «Цветов зла», решившим отказаться от Сатаны и прийти к Богу. Бог не принял Бодлера, предоставив его монахиням. Обозленный на Господа поэт прозябал в больнице, все отрицая – еду, уход, процедуры, отказываясь от святого причастия и тем самым огорчая настоятельницу монастыря. Друзья, не понимая, что происходит, с тревогой ждали развязки. Когда могли, они навещали страдальца, с ужасом ожидая приезда Каролины. Чаще других у Бодлера бывал его юный друг Асселино. Изредка заглядывал и издатель Пуле-Маласи, предпочитавший получать сведения о Шарле из уст молодого приятеля.
– Ну, как там Шарль? – с нетерпением привстал с кресла Пуле-Маласи, в один из дождливых дней поджидавший Асселино в кафе рядом с лечебницей. Юноша только что вышел из больницы и теперь подходил к его столику.
– Врач говорит, что у него бывают острые приступы размягчения мозга, – проговорил Асселино, усевшись напротив издателя и сделав глоток приготовленного для него кофе.
– Я слышал, это вещь довольно опасная, – покачал головой Пуле-Маласи.
– Не исключено, что в любой день подобный приступ унесет Шарля в могилу.