– Но почему я? Допустим, я сделала гадость, но это не повод убивать свою подружку! Ведь смерть Даши на вашей совести, – вспыхнула я от его самоуверенного тона. Он был ненамного старше меня, но называть этого человека на «ты» язык не поворачивался.
Биолог протянул руку и вытащил из бардачка прозрачную папку с какими-то бумагами.
– Я не убивал. Даша сама прыгнула с моста, – проговорил он, кидая папку мне на колени. – На вот, почитай, пока по пробкам тащимся. Это материалы дела.
Я вынула протоколы допросов обвиняемого и свидетелей и стала их просматривать. Так я узнала окончание этой истории. После моей дикой выходки школьный доктор первой ворвалась за сцену. Ничего особенного она не увидела, Герман и Дашка просто сидели на диване, и моя невзрачная одноклассница всего-навсего застегивала кофточку. Но для медички, имевшей зуб на директрису, и этого было вполне достаточно, чтобы раздуть из мухи слона. Утром она собиралась отвезти Дашу к гинекологу на освидетельствование, чтобы убедиться, девушка она или нет, и в противном случае дать ход делу, заявив в милицию о растлении несовершеннолетней воспитанницы. Дашка была не девушка. Для Германа и Дашки это была катастрофа. Даша сказала, что пойдет прогуляться перед сном, чтобы успокоиться. Герман почувствовал фальшь в ее голосе и пошел за ней. И увидел, как его Дашка дошла до середины их обожаемого Радужного моста, где влюбленные по ночам гуляли. Постояла немного у ограждения, глядя в воду, и вдруг перелезла через перила и почти уже прыгнула, но Герман успел схватить ее за руку. От остановки автобуса к ним бежал водитель маршрутки, впоследствии заявивший, что именно Герман Игоревич и столкнул Дашу в воду. Может быть, все так и выглядело со стороны, но биолог всего лишь держал свою подругу, не давая упасть. Однако сил у Крутицкого было маловато, и он, как ни старался, не смог втащить ее обратно на мост. Это в тюрьме он, вероятно, стал таким накачанным, а тогда, насколько я его помнила, был хрупок, как и все люди умственного труда. Дашка висела над водой, улыбалась так светло и повторяла: «Я люблю тебя, слышишь, родной? Люблю! Давай умрем вместе!» Но умирать было страшно, и Герман лишь отрицательно мотал головой. В какой-то момент пальцы его ослабли, выпуская Дашино запястье, и у него в руке остался лишь ее браслет. Вот тогда он и стал совершенно седой.
– Я никогда не видела на Даше этого браслета, – недоверчиво протянула я, открывая бардачок и возвращая папку на место, при этом стараясь не глядеть на мертвенное лицо собеседника.
– А кого ты, кроме себя, вообще видела? – сверкнул злыми глазами Герман Игоревич. – Даша носила его, прикрывая рукавом школьной блузки. Не хотела, чтобы моя мать задавала ей лишние вопросы. Даша не умела врать и обязательно бы рассказала, что это мой подарок. Ты любишь кого-нибудь? – вдруг странно хмыкнув, осведомился Герман Игоревич.
– Допустим. Зачем вам?
– Знаешь, я заметил одну вещь, – задумчиво проговорил биолог. – Браслет этот какой-то странный. Он попал к нам с Дашкой совершенно случайно, и пока она была со мной, все шло прекрасно. Я учился в аспирантуре и даже не мог предположить, что способен на убийство. Но Даши не стало, и я, в общем-то неплохой парень, превратился в чудовище. Когда дядя Игнат привез Дашку из таежной глубинки, чтобы она получила столичное образование, она была для меня всего лишь дальней родственницей. Самой обыкновенной девчонкой, мимо которой я прошел бы, не оглядываясь. Но после того как я подарил ей браслет, словно что-то переменилось в нас обоих. Даша стала моим ангелом, моей единственной и любимой девочкой. Ради нее я поступил в аспирантуру и мечтал сделать научную карьеру. Специально упросил мать разрешить мне преподавать биологию в «Романтике», чтобы быть вместе с Дашей. В тот год она оканчивала школу, и мы хотели уехать куда-нибудь подальше, чтобы пожениться. Больше всего она боялась, что про нас с ней узнает ее папа. Дядя Игнат, – биолог усмехнулся, – был охотник, сибиряк, человек чести и непреложных правил. Как так, родственники – и вдруг надумали пожениться? Раньше все женились на кузинах, и никого это не смущало. Но теперь – другое дело. В этом видят извращение. Да и мою мать Дашка побаивалась. Поэтому никакого освидетельствования проходить не собиралась. Дарья решила вопрос по-своему – чтобы избежать позора, просто прыгнула с моста, и все. Меня обвинили в ее убийстве и посадили на пятнадцать лет, и дядя застрелил на Дашиных похоронах моих родителей. После чего повесился сам в лечебнице для душевнобольных. Так что получается, ты лишила меня всех, кого я любил, Кира.
– Я только хотела, чтобы вы обратили на меня внимание, – виновато пробурчала я. – Подростковая глупость. Но я себя ни в коем случае не оправдываю. Дура была. Простите.