Бодлер криво усмехнулся, глядя на траурное одеяние матери. После похорон любимого мужа Каролина уединилась в Онфлере, в особняке на высокой скале, возвышающейся над портом, как Олимп. Этот дом перед самой своей смертью купил отчим для летних выездов на природу. Особняк был роскошный, с просторными комнатами, рабочим кабинетом, гостиной, верандой, застекленной галереей, садом, террасой, служебными помещениями и конюшней. Шарль ждал, что теперь, когда Опика не стало, мать попросит его перебраться к ней жить. И, не дождавшись, наведался в Онфлер сам. Каролина встретила сына неприветливо.
– Об этом не может быть и речи! – категорично откликнулась она, стоило только Шарлю заикнуться о своих намерениях. – Я не потерплю богохульника под одной с собою крышей! Книгу стихов, которую ты передал моему духовнику, тот с негодованием сжег! И это мой сын! Какой позор!
– Ну что же, тем лучше! Признаться, я предпочитаю свежему бризу смрадный смог Парижа, – желчно откликнулся поэт, задетый за живое. И поспешил перевести разговор на другую тему: – Ты ведь знаешь, мама, что скоро состоится суд. Для укрепления позиций мне не хватает заступничества влиятельной дамы. Не могла бы ты мне кого-нибудь порекомендовать?
Шарль, несомненно, имел в виду саму Каролину, но та делала вид, что не замечает его намеков, пропуская рассуждения сына мимо ушей. Тогда Бодлер перешел к лобовым атакам.
– Вот если бы ты замолвила в суде словечко о моем творчестве… – начал было Шарль.
– Я больше ничего не желаю слышать о твоем творчестве! – оборвала сына вдова генерала, выходя из гостиной и с грохотом захлопывая за собой дверь.