И вот он на борту корабля «Пакетбот Южных морей» направляется в Калькутту. Юноша твердо верил, что через пару лет вернется в Париж повзрослевшим и независимым и уж тогда-то ни у кого не спросит, как ему жить и что делать. Деньги Франсуа Бодлера позволят ему предаться любимому делу сочинительства и не думать о хлебе насущном, как того требует узколобая мать. И вот тогда он напишет гениальные стихи, которые перевернут мир поэзии. Но вдохновение его будет иным. Он еще не знает, каким именно, но точно не мещанским нытьем о прелестях родного края. На судне Шарль развлекал себя тем, что разгуливал по палубе с видом Чайльд Гарольда, с которым, несомненно, себя отождествлял. Он улавливал у себя ту же, что и у байроновского героя, раннюю развращенность ума и такое же пренебрежение моралью. С мрачным удовлетворением Бодлер шокировал немногочисленных пассажиров судна грубыми высказываниями о семье, религии и отечестве, высмеивая за столом приверженность обывателей к традиционным ценностям и наблюдая за их брезгливо меняющимися лицами. Он сочинил историю, будто его выгнали из коллежа Святого Людовика за гомосексуальную связь с однокашником, и, хотя это было неправдой, при каждом удобном случае подробно и с удовольствием об этом рассказывал. При этом он как бы смотрел на себя со стороны и видел актера, талантливо играющего роль. Шарлю доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение вызывать отвращение у людей, которых он презирал. Ничего другого они не заслуживали. Жалкие, трусливые снобы! Когда у мыса Доброй Надежды корабль попал в шторм, Шарль наравне с матросами боролся с разбушевавшейся стихией, а перепуганные попутчики прятались в своих наполовину затопленных каютах. Но вот непогода стихла, и Шарль решил, что с него хватит. Путешествие закончено. Ему все окончательно опротивело на «Пакетботе» – и отвратительная однообразная еда, и солоноватая вода, и грубые, развязные матросы, а самое главное – мерзкие людишки, с которыми он вынужден был делить стол и кров. Шарль сошел на острове Маврикий и сообщил капитану, что намерен с первым же попутным судном вернуться домой. И что с того, что он снова не выполнил обещания, данного семье? Шарль и сам уже заметил, что какой бы путь ему ни предлагали, он непременно сворачивал на кривую тропку, предпочитая двигаться не по широкой столбовой дороге, расчищенной для него родителями, а по загаженной обочине, которую облюбовал сам. И, прекрасно отдавая себе отчет в последствиях, ничего не мог с собой поделать, находя оправдания собственной слабости. Предвкушая слезы матери и генеральский гнев, Бодлер всю дорогу готовил душещипательную историю про тяготы морского путешествия и ужасы кораблекрушения, попутно составляя и другой рассказ, предназначенный для приятелей и знакомых. Для друзей он был героем, совершившим паломничество в дальние страны и торговавшим с туземцами. Так было всегда. Правда и ложь в его воображении причудливо переплетались, образуя отдельную реальность, в которой Шарль Бодлер чувствовал себя особенно комфортно.
