Второй раз мы проехали мимо станции без десяти четыре, и я увидел Полякова. Он стоял у забора вдвоем с худеньким рыжеволосым пареньком. В руках у Полякова был сверток. Все-таки приятно, когда видишь, что все идет по плану и события как бы подчиняются тебе.
Я проехал еще метров четыреста и остановился возле маленького бара, где меня поджидал мистер Глен с незнакомыми мне людьми.
Кинооператоры тотчас умчались на своей машине, а ко мне в машину сели два молодых немца – Петер и Эдуард, рослые, крепкие ребята. Они тоже волновались, как я.
Курт поставил машину возле тротуара. Мы втроем сразу направились к Полякову. Поляков и рыжеволосый паренек стояли на асфальтовой дорожке между забором и клумбой, и, для того чтобы подойти к ним, нужно было сделать крут. Наши кинооператоры уже занимали удобную позицию.
Я поздоровался с Поляковым, представил ему Петера и Эдуарда.
– Значит, вы представители социал-демократической молодежи Франкфурта? – спросил у них Поляков.
– Да, – подтвердил Петер.
Все дальнейшее произошло так быстро, что я и теперь не могу связно об этом рассказать… Нас внезапно окружила плотная толпа.
– Кто тут из Франкфурта? – кричали вокруг нас. – Мы тоже оттуда!
Тут я увидел, что наши кинооператоры убегают. А мы оказались в западне. За спиной – забор, впереди – клумба, а с боков – быстро растущая толпа. И теперь нас снимали операторы и фоторепортеры – явно не наши.
Дюжий парень с фестивальным платком на шее прижал к забору Эдуарда.
– Ну-ка, говори правду: кто ты и откуда? – кричал он ему в лицо.
– Мы ничего не знаем! – кричал Эдуард.
– Ах, не знаешь? – Парень схватил Эдуарда за руки и обратился к толпе: – Товарищи! Здесь подготовлена провокация!
Петер и Эдуард вырвались и дикими скачками побежали прямо по цветам.
Поляков держал меня за руку.
– Ну что, Штаммер, совершенно очевидно, что вас впутали в грязную провокацию, – сказал он громко, с явным расчетом, чтобы слышали все.
– Очевидно, – сказал я, изо всех сил стараясь быть спокойным. – Я вообще не понимаю, что произошло.
– Прошу сюда корреспондентов! – крикнул Поляков.
Сквозь толпу к нам пробивались репортеры, некоторых я знал по Прессхаузу.
– Я думаю, господин Штаммер, что вы не откажетесь сообщить прессе, кто втянул вас в это грязное дело?
В следующее мгновение Поляков отлетел от меня к забору.
– Бегом! – услышал я у самого уха хриплый голос Курта.
Мы бежали к нашей машине под дикий свист и улюлюканье. Курт распахнул дверцу и ловким движением впихнул меня внутрь. Машина сорвалась с места и помчалась.
Когда мы въехали в Западный Берлин, Курт остановил машину и, вынув из кармана платок, начал вытирать вспотевшее лицо.
– Это было дело настоящее – мы выскочили из горячей печки, – сказал он с довольным видом.
Я ожидал, что после этого провала со мной произойдет что-то страшное. Но ничего плохого не случилось. В тот же день, когда так скандально провалилась операция «Золотая рыбка», меня на автомобиле увезли в Западную Германию. Перед самым отъездом мистер Глен заехал проститься со мной. Он, конечно, был расстроен, но разговаривал спокойно.
– Осечка, какие, к сожалению, бывают, – сказал он. – А с твоей стороны все было сделано хорошо, особенно если учесть, что это первая самостоятельная работа. Не волнуйся. Экзамен ты выдержал. Отдыхай. А после фестиваля нас с тобой ожидает главное наше дело.
10
Меня поселили в маленьком отеле, в сорока километрах о- города Эссен, в гарнизоне американской воздушной армии. Отель летчики называли «Раем для женатых». Когда к кому-нибудь из них приезжала из Америки жена, ей предоставляли номер в этом отеле. Но сейчас здесь не было никого – я две недели прожил в пустом доме. Так как покидать гарнизон мне было запрещено, я только и делал, что сытно ел, спал, сидел в баре или часами глазел на самолеты.
Однажды утром, спустившись в бар завтракать, я обнаружил там мистера Глена. Он сидел за стойкой и читал газету.
– Юрий! Здравствуй! – воскликнул он, увидев меня.
Мы обнялись.
– Жду тебя, умираю от голода, – весело говорил он. – А ты не умер тут от безделья?
Пока мы завтракали, мистер Глен рассказывал мне берлинские новости. Передал привет от мистера Берча. Я посмотрел на него с удивлением и опаской: не насмешка ли? Оказалось, нет. Более того – скандал с Поляковым обернулся в нашу пользу. Коммунисты свою кинопленку включили в спецвыпуск кинохроники, но на экране абсолютно ничего нельзя было понять – какая-то свалка и неразбериха. И наши тоже сделали пленку и пустили на экраны Западного Берлина с комментариями, которые всё ставили с ног на голову. И получилось очень убедительно. Потом нашим удалось заполучить одного молодого поляка из эмигрантов, который, выдавая себя за делегата фестиваля из Польши, говорил по радио все, что нам было нужно.
– Если посмотреть на все это уже издали, то мы сделали в Берлине немало, – говорил мистер Глен. – А когда из Вашингтона пришло известие о повышении мистера Берча, то все, что он сделал в Берлине, стало «о'кей!». Так что его привет теперь стоит недешево.