Безумство Мазарини

Валерино не успел договорить. В комнате загрохотал мужской голос:

– Валерино. Дюкурре. Выходите и сдавайтесь без сопротивления. Вы окружены.

Валерино локтем выбил стекло и, держась от окна сбоку, оглядел заросшее сорняками поле перед фермой. Обернулся к Тьерри и Приеру:

– Легавые! Больше десяти машин. Черт. Как они могли нас найти?

Он злобно посмотрел на меня.

Непонимающе.

Тьерри шагнул вперед. Не скрываясь, подошел к окну.

– Все кончено, Жан-Луи. Мы рискнули и проиграли. Не будем строить из себя ковбоев. Сдаемся!

Валерино бросился к люку, через который мы попали на ферму.

Из тоннеля доносились глухие удары: полиция пробивала завал, устроенный Валерино с сообщниками.

– Мы в ловушке! – истерично выкрикнул Приер. – Заперты как крысы! Вот и все, чего мы добились.

– Нет! – заорал Валерино. – У нас есть козырь! – Он повернулся ко мне, в глазах полыхало безумие, он уже не сдерживал себя. – Заложник! Они не станут стрелять в заложника.

Максим Приер в ужасе уставился на него:

– Все кончено, Жан-Луи. Куда ты пойдешь со своим заложником?

– До лодки меньше километра.

– И что потом? – спросил Приер. – Думаешь, у них лодок нет? И вертолетов?

Через разбитое окно снова загремел усиленный динамиком голос:

– Выходите без сопротивления. У вас нет никаких шансов. Все выходы под контролем. Сначала выпустите Колена Реми, потом выходите, положив руки на голову, без оружия.

– Все кончено, Жан-Луи, – повторил Максим Приер. – Хватит, поразвлекались десять лет благодаря твоим дурацким выдумкам. От диверсии в тоннеле до похищения малолетки. Ты сказал, что крови не будет. Помнишь, Жан-Луи? Крови не будет. Извини, но я сдаюсь. В конце концов… – Приер внезапно усмехнулся, – в конце концов, лично я никого не убивал. У меня даже оружия нет.

– Я тоже сдаюсь, – хмуро сказал Тьерри.

Брижит промолчала. Так и сидела, съежившись, рядом с камином.

Приер шагнул к двери, ведущей во двор.

– Стой! – крикнул Валерино и направил пистолет на сообщника. – Стой! Сдавайся легавым, если хочешь, а меня они не поимеют.

Теперь он снова целился в меня, знаком приказывая встать. Я подчинился. Он схватил мою правую руку и резко завел за спину. Он боли у меня ноги подкосились.

Он чуть ослабил хватку.

– Шагай. Открой дверь. Мы выходим.

Я буду его щитом! Если попытаюсь что-нибудь сделать, он без колебаний меня пристрелит.

А будут ли стрелять полицейские? Скорее всего, снайперы наготове, но пойдут ли они на риск?

Но лучше шальная пуля, чем бегство с психопатом.

Валерино в последний раз оглядел сообщников – ни один не сдвинулся с места. Похоже, никто не собирался следовать за ним.

– Открой дверь! – заорал он и снова выкрутил мне руку.

Свободной рукой я отодвинул щеколду. Толкнул. Дверь не открылась.

– Ногой, – приказал Валерино.

Я с силой пнул дверь, и она распахнулась. Валерино еще больше заломил мне правую руку, притиснул меня к себе.

В глаза ударил слепящий свет. Я отчетливо расслышал поспешный приказ:

– Не стрелять! Он вооружен. У него мальчик.

Валерино подтолкнул меня.

Чего они ждут?

Валерино заставлял меня медленно продвигаться вперед.

Да стреляйте же, какого черта!

И ничего. Тишина.

Внезапно я понял, что рука моя свободна.

Тишина стояла оглушающая.

Пальцы Валерино разжались, пистолет упал в мокрую траву. Его жилистое тело осело на землю.

Я повернулся.

Валерино лежал у моих ног.

В луже крови.

А передо мной стояла Брижит, растерянная и призрачная в этом режущем белом свете. В руке она сжимала старую ржавую косу, с лезвия текла кровь.

Следом за ней, положив руки за голову, вышли Тьерри и Приер. Я, наверное, виделся Брижит лишь черным силуэтом. Она прошептала:

– За Анну. За твою маму.

Потом все происходило очень быстро. Человек десять в пуленепробиваемых жилетах набросились на Максима Приера, Тьерри и Брижит. Их увели в фургон, взвыли сирены.

Темноволосая женщина в полицейской форме подошла ко мне, отвела в сторону. Наверное, психолог. Вопросов она почти не задавала, но держалась рядом. Я не заметил, как тело Валерино унесли, от этого зрелища меня избавили.

Внезапно на дороге резко затормозила машина с логотипом «Островитянина». Значит, напоследок придется выдержать допрос журналиста.

Но, к моему изумлению, с заднего сиденья выскочили Мади и Арман.

– Восемьдесят на одиннадцать часов! – вопил Арман. – Колен, ты гений! Мы с тобой оба гении!

Мади молчала. Только улыбнулась, крепко обняла меня и долго не отпускала. Я чувствовал, как ее сердце бьется совсем рядом с моим, – так же, как три дня назад, когда няня Мартина прижимала меня к себе, только такой пышной груди, как у няни, у Мади не было. И тянулось это куда дольше, чем дружеское объятие. Наконец Мади меня отпустила. Кажется, она смутилась не меньше моего.

– Я рада, что ты живой, Колен.

Арман так и сиял. Увидев его круглое лицо, его очки, его хилое тело, я начал успокаиваться.

– Похоже, ты миллиардер! Сирота и миллиардер. Вот это да… Про телок теперь и говорить нечего, сам понимаешь…