Безумство

— Там есть панна-котта (прим. Панна-котта (Panna Сotta) - нежный итальянский десерт, название которого переводят как "вареные сливки", но это холодный десерт из сливок с желатином. Подается панна-котта со сладким соусом, например клубничным). Ты видел?

Я медленно киваю. Грустно.

— Да, приятель. Видел.

Я видел его, когда украдкой заглянул в холодильник, хотя мама и запретила мне это делать. Видел одиннадцать лет назад, еще до наступления темноты, страданий, сломанных костей и тюремных решеток.

— Ты жульничал, — кричит мама, обращаясь к нам обоим. — Это было очень неприлично. — Ее глаза пляшут от веселья. — Десерт только для именинников, ты же знаешь. Кажется, я не знаю ни одного именинника.

Кухню заполняют два голоса — громкий и возбужденный, тихий и замкнутый.

— Сегодня мой день рождения.

Моя мать продолжает изображать удивление.

— Правда?

— Да!

— О боже мой, Воробушек. Я и понятия не имела!

— Ты знала, ты знала! — настаиваю я.

Ее улыбка заставляет меня светиться изнутри.

— Тогда ладно. Полагаю, что в таком случае после ужина в холодильнике для тебя найдется что-нибудь сладкое. Но сначала, любовь моя, мне нужна твоя помощь кое в чем, хорошо? Как думаешь, ты можешь помочь своей маме с одной маленькой работой очень быстро?

Я никогда не чувствую себя более особенным, более нужным, чем когда она просит меня помочь ей. Волнение расцветает в моих шестилетних глазах. Мое семнадцатилетнее сердце бьется чуть быстрее.

— Конечно, мама! Я могу сделать все, что угодно!

— Знаю, что можешь, мой драгоценный мальчик. Ты можешь убить драконов, спасти принцессу и снова сделать весь мир правильным. Вот почему я так сильно люблю тебя. Ты самый сильный маленький воробушек во всем мире. Давай. Пойдем со мной наверх. Это не займет и секунды. — Она протягивает руку маленькому мальчику, и он радостно принимает ее, не задумываясь. Женщина в облегающем платье с дикими каштановыми кудрями избегает смотреть на мою старшую версию, берет своего маленького сына и начинает вести вверх по лестнице.

— Не ходи туда, Алекс. — Мой голос такой надтреснутый, такой надломленный. Мучительно тихий. Мне кажется, что я кричу эти слова, но маленький мальчик не слышит меня из-за мягкого жужжания моей матери.

Я следую за ними, потому что должен это сделать. Поднимаюсь по лестнице следом за ними, запах лилий и свежих летних полей наполняет мою голову, опьяняя и пугая. Мои ноги тяжелы, как свинцовые гири, сопротивляясь тяге времени и тому, что уже произошло, и чего невозможно избежать.

Все произошло совсем не так…

Все произошло совсем не так…

Все это неправильно.