Безумство

Но это неправда. Сомневаюсь, что ее мама в курсе о ее раздевании в баре, но держу рот на замке. Сейчас не время поднимать этот вопрос. Как только мы проходим через двойные двери, я направляюсь прямиком к охраняемой двери, ведущей в палату, где находится комната Зен.

Срань господня. Я колеблюсь, когда читаю вывеску, приклеенную скотчем к стене.

«ПСИХИАТРИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ

За этой линией доступ к острым предметам ограничен. Медицинские тележки должны быть заперты и ключи должны храниться у дежурной медсестры по вызову».

Я знала, что Зен пыталась покончить с собой, но что ее держат в психушке? В одной палате с потенциально опасными пациентами и людьми, которые все еще представляют опасность для себя или других? Думаю, что сильно недооценила, насколько плохи дела бывшей подруги.

— Дверь просто так не открывается, — шепчет Холлидей. — Они должны нажать большую зеленую кнопку на стене рядом со столом, чтобы пропустить нас.

— Ш-ш-ш. Пошли. — Я прихожу в себя и устремляюсь к двери, зная, как все это работает.

Медсестра за стойкой психушки измучена, погружена в бумажную волокиту, и она голодна. У нее не было возможности отлучиться на ланч, а это было уже пять часов назад. Кроме того, она устала, потому что в отделении очень мало сотрудников, и она выполняет работу трех человек. Если мы подойдем прямо к ней и попытаемся воззвать к ее человечности, нас встретят криком. Если мы пройдем прямо к охраняемой двери и набираем код, который вполне может быть неправильным для этой части здания или мог измениться с тех пор, как меня выписали перед Рождеством, тогда она и глазом не моргнет. За время моего пребывания здесь я быстро усвоила, что если вы выглядите так, как будто должны быть где-то, то никто по-настоящему не сомневается в этом.

Моя рука дрожит, когда я набираю пятизначный код, который Митч, медсестра, которая может петь, но не может танцевать, дала мне, когда сказала, пойти и принести себе чертово одеяло со стойки снабжения на третьем этаже; я долго отказывалась ходить после того, как меня приняли, и её жестокость из милосердия, вкупе с замораживанием задницы в моей комнате ночью, были единственными вещами, которые заставили меня двигаться.

Семь... три... восемь... ноль... ноль…

Я так близка к тому, чтобы ударить кулаком по воздуху, когда маленький зеленый огонек в верхней части клавиатуры щелкает, и из замка доносится жужжащий механический звук. Сработало, черт возьми. Протоколы безопасности больницы должны быть намного жестче. Коды доступа должны регулярно меняться или, по крайней мере, варьироваться от одной секции здания к другой. Но я не жалуюсь.

Торопливо пропуская Холлидей через дверь, я следую за ней, стараясь придать своему лицу спокойное выражение. Если бы кто-то действительно обратил на это внимание, они могли бы спросить, почему две девочки-подростка, одетые в форму болельщиц, позволили себе войти в запретную зону, но никто, черт возьми, не пикнул.

Психиатрическое отделение отличается от других отделений, в которых я бывала в больнице. Во-первых, здесь нет ни одного отсека с занавесками вокруг них, задернутыми для уединения. Мы оказываемся в длинном, широком коридоре с бледно-голубыми стенами. По обеим сторонам коридора расположены двери с прикрепленными к стенам маленькими белыми дощечками, на которых подробно представлена информация о пациентах и статистика, а также вся необходимая информация о лекарствах.

Запах хлорки, подавляющий все остальное, здесь отсутствует. Плюшевый, толстый кремовый ковер под ногами создает ощущение, что мы идем по коридору пятизвездочного отеля, а не по отделению психической помощи государственной больницы.

— Должна признать, здесь намного лучше, чем я себе представляла, зная, куда мы направляемся, — бормочу себе под нос. — Боже, они здесь ставят фоновую музыку?

Холлидей пискнула, чуть не врезавшись мне в спину в попытке держаться поближе.

— Папа всегда говорил, что фоновая музыка создана для того, чтобы сводить людей с ума, — говорит она.

Я вынуждена согласиться. Нежные звенящие фортепианные ноты на мой вкус слишком снисходительны. Я бы, наверное, подожгла это место и сожгла его дотла, если бы мне пришлось слушать эту чушь весь день напролет.

— Давай. Она там, дальше, — говорит Холлидей, бросаясь дальше по коридору.

— Я думала, тебе запретили здесь появляться.

— На прошлой неделе мне разрешили посидеть с ней полчаса. Зен очень разволновалась, когда я заговорила о школе, и они выгнали меня. Вот тогда-то ее мама и сказала, чтобы я некоторое время не возвращалась.

Мы доходим до самого конца коридора, и Хэл останавливается перед последней дверью справа. Конечно же, на белой доске рядом с дверью написано имя Зен, вместе с несколькими звездами и улыбающимися лицами, которые, вероятно, должны были сделать все это каким-то образом менее страшным.

Риск самоповреждения.

Периодические истерики.