– Дом практически аварийный, очень старый, ветхий фонд. Два этажа, два подъезда. Во втором подъезде четыре квартиры, по две на этаже, с пятой по восьмую. В пятой – бабка, одинокая, восемьдесят шесть лет, глухая и в маразме. В шестой семья с двумя детьми. В седьмой жильцы-арендаторы, откуда-то из Средней Азии. В восьмой отец с сыном. Вот список с фамилиями.
Взяв из рук Вайса листок, Аржо бегло просмотрел его и присвистнул.
– Веденеев? Максим Викторович? Судьба, однако.
– Ты его знаешь? – удивился Вайс.
– Ну а то! Он был замом по воспитательной работе на той зоне, где я по малолетке чалился. Хотя, может, просто однофамилец и тезка, черт его знает… Дерни еще раз ментенка своего, пусть проверит.
Вайс снова вышел и вернулся через несколько минут.
– Тот самый, ты угадал.
Аржо удовлетворенно усмехнулся, потер руки.
– Теперь можно не думать, в какую из четырех квартир москвичи заявились. Сто пудов – к Веденееву.
– Уверен?
– Ну а то! Мародер вместе со мной сидел, мы с ним еще там скорешились, ты же знаешь. Так что Веденеев – наш общий знакомец. Если Мародера интересуют какие-то люди, которые приехали к нам в город, и эти люди прямо с вокзала тащатся в дом, где живет Веденеев, то какова вероятность, что они приехали к кому-то другому?
– Маленькая, – признал Вайс. – Что будешь делать?
Аржо задумчиво посмотрел в окно. Вид был некрасивым, особнячок стоял на участке, густо засаженном деревьями и кустарниками, летом здесь зелено и тенисто, но сейчас, во второй половине ноября, перед глазами торчали только серые и коричневые стволы да голые, какие-то беззащитные и оттого жалкие ветки.
– Ты ведь помнишь, – неторопливо начал он, – сколько бабла мы должны Мародеру?
– Конечно, – кивнул Вайс.
Сумма была такой, что Аржо страшился даже произнести ее вслух.
– За работу с москвичами он обещал списать два процента. Так?
– Так. И что?
– А то, что мы ведь можем сделать больше. Больше и лучше. И нам скостят долг еще на сколько-то.
– Это не решит проблему, – осторожно заметил Вайс. – Даже если Мародер спишет тебе еще два процента, ну пусть не два, а пять, пусть десять – остальной суммы у нас все равно нет и в ближайшее время не будет. Тебе нужно не проценты списывать, а искать, где взять бабок и как их быстро прокрутить.
– Долг можно сильно уменьшить, если правильно прогнуться под Мародера.
– Послушай, Аржо…
– Нет, это ты меня послушай! – вмиг вскипел Аржо. – Здесь я – главный, и только я один решаю, что и как будет. Выйди отсюда, мне позвонить нужно.
Вайс шагнул к двери, и Аржо не успел рассмотреть выражение его лица. Да и какая разница, в конце-то концов! Будет еще он обращать внимание на выражение лица каких-то там вайсов! Пусть знают свое место. Приближенный – да, но это не означает, что он второй в иерархии группировки, то есть следующий после бога. Вторых у Аржо нет. Есть он, первый, царь и бог, и все остальные – последние.
Мародер ответил на звонок после четвертого гудка. Не торопится. Стало быть, не ждет плохих новостей.
– Гости приехали к Веденееву. Помнишь такого? – спросил Аржо, с трудом сдерживая злорадство.
– Веденеев, – рассеянно повторил за ним следом Мародер. – Нет, не припоминаю. А должен?
– Зам по воспиталке в нашей с тобой первоходке. Неужели забыл?
– Ах, этот… Ну да, был такой. Сука та еще, вечно в душу лез, добреньким прикидывался. Толстый такой, да?
– Ну! – подтвердил Аржо. – Гнида.
– Гнида, – согласился Мародер.
И добавил целый ряд непечатных выражений, демонстрирующих его отношение к офицерам, служащим в местах лишения свободы.
– И что гостям надо от Веденеева?
– Так откуда ж я знаю. Ты просил выяснить, к кому они приехали, – я выяснил.
– Я не просил, Аржо, ты меня не путай. Я велел, – холодно произнес Мародер. – И не «к кому приехали», а «к кому и зачем». Разницу улавливаешь? И не за спасибо, а за денежку немалую.
– Я выясню, – торопливо пообещал Аржо. – Ты только скажи: плохо это или ровно, что они приехали к Веденееву? Ты сам-то как думаешь?
В трубке повисла пауза, мертвая и ледяная, для Аржо мучительно-невыносимая.
– Как я думаю, ты узнаешь позже. А пока иди работай, долг списывай, иначе придется отдавать целиком.
Каменская
За годы службы бывали в практике Анастасии Каменской разговоры и подлиннее, и потруднее, это правда. Оперативные опросы, допросы по поручению следователя, просто беседы с потенциальными свидетелями, которые, может быть, знают что-то важное, но даже не догадываются об этом, или с преступниками, которые ни за что не хотят ни в чем признаваться. В общем, опыт был. Поэтому ничего необычного для нее сейчас не происходило. Разговор топтался на месте, никуда не двигаясь и не развиваясь. Веденеев-младший закрылся полностью и наглухо, в глаза почти не смотрел, отвечал коротко, но предельно вежливо и негромко. Не возмущался, не гневался, но и на контакт не шел. И причин тому могло быть только две: сложный характер, своеобразие суждений и оценок, в результате чего принимаемые человеком решения и ход его мыслей абсолютно непонятны окружающим, либо ложь и желание ни в коем случае не сказать правду.