Безупречные создания

Лиза с трудом сдержала себя, чтобы не выложить отцу всю историю целиком. Вместо этого она чинно расправила складки на юбке, чтобы чем-то занять руки.

– Филипп Карлович не убивал Натали, – спокойно возразила она. – Его казнят напрасно. Я уверена.

– Есть доказательства, – отец коротко вздохнул. – Не смотри на меня так, Елизавета. Да, я воспользовался служебным положением и попросил выслать мне все детали дела телеграммой. Я знаю обо всём, что известно следствию. У этого учителя были найдены личные письма, способные послужить достаточным основанием для убийства.

Лиза упрямо покачала головой.

– Если бы он хотел убить её, то уничтожил бы письма, чтобы на него не пало подозрение, – заметила она.

Фёдор Бельский смежил веки. В его глазах забрезжил интерес. Чисто профессиональный, прокурорский.

– Ты права, – вдруг признал он вслух и медленно потёр подбородок. – Нелогичный поступок. Однако же, поверь моему опыту, влюблённые мужчины не всегда логичны. Особенно когда убийство совершается в состоянии аффекта.

– Натали все его письма уничтожила, кроме последнего, – припомнила Лиза. – Думаете, она собиралась прекратить их связь? А он за это задушил её во сне?

Лицо отца посуровело.

– Довольно, – отрезал он, уходя от ответа. – Приложи усилия, чтобы не вспоминать. А ещё лучше вовсе забудь.

Сухие, расчётливые слова человека, который привык относиться к преступлениям профессионально, без эмоций вовсе, вызвали в её груди тянущую боль.

– Вы предлагаете мне забыть годы в Смольном? – Вопрос сорвался с губ сам. – А как же мне вести себя в сентябре, когда я вернусь к занятиям, а Танюши, Оленьки и Натали там более не будет, однако всё напомнит мне о них?

Фёдор Бельский снова отвернулся к окну.

– Смольный не единственный институт не только в России, – он сказал так, словно уже обдумывал некое решение. – Есть Сорбонна во Франции. Есть Оксфорд в Англии. Ты всегда мечтала посмотреть мир. Усердно учила языки. Возможно, для меня пришло время прислушаться к твоим словам. А тебе – задуматься о том, чтобы случившееся с подругами никак не отразилось на собственной репутации.

– Я…

Слова не шли с языка. Услышанное не укладывалось в голове.

Отец безошибочно уловил её растерянность, но истолковал по-своему.

– Поговорим об этом позже. – Отец поморщился, поднимаясь с места. – Я слишком устал и хотел бы отобедать. Пора поискать вагон-ресторан.

Лиза подчинилась. Ей и самой не хотелось думать ни о чём хотя бы какое-то время. А ещё девушку заинтересовала мысль о том, что принимать пищу здесь ей будет проще, чем в институте, потому что в поезде её попросту некому травить. Поэтому пообедала она с аппетитом под одобрительным взглядом отца.

В Селивановское они прибыли глубокой ночью. Но слуг о возвращении батюшки барина уведомили телеграммой заранее. На станции их встретил экипаж. Кучер Прохор ловко подхватил их чемоданы. Он и не думал скрывать своей радости, что хозяин вернулся раньше намеченного. Так бы и болтал без умолку всю дорогу, если бы отец не осадил его, сказав, что утомился с дороги и без его болтовни. Но сама же Лиза с удовольствием бы послушала новости, несмотря на усталость.

К их приезду в доме спешно прибрались. В окнах горел свет. Никто не спал, несмотря на поздний час.

Едва экипаж въехал на подъездную дорожку, как залаяли собаки.

– Едут! – закричал кто-то со стороны дома. Кажется, это была горничная Глаша, подвижная и весёлая женщина средних лет, которой доводилось присматривать за Лизой в детстве, когда она сама ещё была девчонкой.

Слуги высыпали на крыльцо. Бельская прильнула к окошку на дверце, чтобы убедиться, что все на месте. Все, кого она любила и к кому привыкла, живы и здоровы.

– Фёдор Палыч! Лизавета Фёдоровна! С приездом, любезные вы наши! – радостно закудахтала грузная повариха Надежда. Прижала руки к груди, прослезившись. – Лизавета Фёдоровна, как похорошела за год, голубушка моя! Глаз не отвести!

– Сплюнь, Надя, и по дереву постучать не забудь, – весело усмехнулся Прохор.

Повариха со всем суеверным рвением простой крестьянки заспешила выполнять слова кучера, пока прочие слуги разбирали чемоданы.

– Полно толпиться, – сухо проворчал отец. – Завтра налюбуетесь на Елизавету. Час поздний. Глаша, отведи её отдыхать.

Глафира была женщиной долговязой, конопатой и не складной. Однако глубоко сердечной. А ещё послушной. Любую волю батюшки барина она всегда исполняла кротко, без лишних вопросов.

– Глашенька, – Лиза подхватила горничную под руку, – душа моя. Ну как вы тут справляетесь?

– Да без перемен. Я по вам страшно тосковала, Лизавета Фёдоровна. – Голос у Глафиры был чуть хрипловатый из-за перенесённой в детстве инфекции, но такой ласковый и добрый, что Лиза отчётливо осознала, что теперь она дома и более ничего ужасного случиться не может. – Без вас всё не то. И дом пустой. И на душе тревожно.

Они вместе переступили порог.

Внутри сладко пахло пирогами. Тепло и уютная деревенская тишина окутали девушку со всех сторон. Дом будто обнял Лизу, едва она оказалась внутри. От этого сделалось радостно. Здесь не то что в Петербурге. Жизнь совсем иная.