Она сидела за компьютером, разложив на столе учебники и конспекты. Медленно, одними губами она перечитала первый вопрос контрольной работы.
Та-а-ак.
Еще недавно Спенсер обязательно прочитала бы задание и книгу Адама Смита от корки до корки, отметила бы нужные страницы и составила канву ответа. Но сейчас ей это ей даже в голову не пришло. Она вообще понятия не имела, что такое «лессэ-фэр». Может, что-то связанное со спросом и предложением? И как проявляла себя эта «невидимая рука»? Она ввела ключевые слова в «Википедию», но выданные теории показались ей сложными и незнакомыми, как, впрочем, и собственные конспекты, сделанные в классе: она даже не помнила, что писала нечто подобное.
Она, как рабыня, пахала в школе одиннадцать долгих, изнурительных лет – точнее, двенадцать, если считать школу Монтессори до детского сада. И что, разве не имела она права хоть раз оступиться, получив унизительную четверку с минусом, чтобы потом наверстать упущенное и закончить семестр на пять?
Беда в том, что сейчас высокие баллы были важны, как никогда. Вчера на вокзале, когда они с Реном оторвались друг от друга, он предложил ей закончить школу экстерном в конце этого года и поступить в Пенсильванский университет. Спенсер тотчас ухватилась за эту идею, и в оставшиеся до отхода поезда минуты они мечтали о том, как снимут вместе квартиру, как будут заниматься в разных углах комнаты, как заведут кошку – в детстве Рен не мог себе этого позволить из-за брата-аллергика.
На обратном пути Спенсер только об этом и думала и дома сразу бросилась к компьютеру, проверила, хватает ли ей баллов для получения аттестата, и скачала форму заявления на поступление в Пенсильванский университет. Конечно, оставался один щекотливый момент – Мелисса училась там же, – но университет был огромным, и Спенсер подумала, что вряд ли им придется сталкиваться каждый день.
Она вздохнула и покосилась на телефон. Рен сказал, что позвонит от пяти до шести, а на часах была уже половина седьмого. Спенсер всегда коробило от того, что люди давали обещания и не держали слово. На всякий случай она проверила список пропущенных звонков, открыла голосовую почту, но – увы! – ничего не было.
Наконец она не выдержала и сама позвонила Рену. Открылась голосовая почта. Спенсер швырнула трубку на кровать и снова уставилась в вопросник. Адам Смит. «Лессэ-фэр». Невидимые руки. Большие, сильные, британские руки доктора. На ее теле.
Она поборола искушение еще раз набрать номер Рена. Ей казалось, что это было слишком уж по-детски – с тех пор как Рен заметил, что она выглядит такой взрослой, Спенсер стала следить за каждым своим шагом. Взять хотя бы рингтон на ее телефоне – песню «Мои бугорки» группы «Блэк Айд Пиз»; относился ли он к этому выбору с иронией так же, как она, или просто считал его взрослым? А что он думал о ее талисмане – плюшевом брелоке-обезьянке, – приколотом к рюкзаку? И как следовало поступить взрослой девушке, когда Рен незаметно, пока не видела продавщица, стащил тюльпан из ведра у цветочного киоска и вручил его Спенсер, которая ужасно испугалась, что у них будут неприятности?
Солнце уже садилось за деревьями. Когда отец заглянул к ней в комнату, Спенсер вздрогнула.
– Мы скоро садимся ужинать, – сказал он. – Мелисса сегодня не с нами.
– Хорошо, – ответила Спенсер. Это были первые дружелюбные слова, которые она услышала от отца в последние дни.
На свету блеснул платиновый «Ролекс» на руке отца. Его лицо выражало… как будто раскаяние.
– Я купил булочки с корицей, твои любимые. Сейчас их разогреваю.
Спенсер моргнула. Услышав это, она уловила запах корицы, доносившийся с кухни. Отец знал, что Спенсер готова была отдать жизнь за булочки с корицей из пекарни «Страбл». Пекарня находилась довольно далеко от офиса его юридической компании, и он редко успевал заехать туда после работы. Что ж, можно было считать это оливковой ветвью мира.
– Мелисса сказала, что ты кого-то пригласила на «Фокси», – продолжил отец. – Мы его знаем?
– Это Эндрю Кэмпбелл, – ответила Спенсер.
Мистер Хастингс повел бровью:
– Президент класса Эндрю Кэмпбелл?
– Да.
Тема была щепетильной. Эндрю выиграл у Спенсер президентскую гонку; родители болезненно переживали ее неудачу. В конце концов, Мелисса в свое время тоже занимала пост президента класса.
Но мистер Хастингс выглядел довольным. Опустив глаза, он произнес:
– Это хорошо, что ты… я хочу сказать… Я рад, что этот кошмар позади.
Спенсер надеялась, что ее щеки не пылали.
– А что думает мама?
Отец слегка улыбнулся:
– Она согласна со мной.
Постучав по косяку двери, он вышел в коридор. Спенсер испытывала странное чувство вины. Булочки с корицей, томившиеся в духовке, теперь пахли так, словно уже пригорели.
Зазвонил ее телефон, и она подпрыгнула от неожиданности.