Читаем Безупречный полностью

Безупречный

Знаю ли я, что бык может убить меня? Конечно. Но я не думаю об этом. Половина успеха в этом виде спорта — психологическая стойкость. Если я буду так думать, кто знает, что произойдет. Я всегда говорил себе, что, как только я посмотрю на быка сверху вниз и почувствую страх, а не предвкушение, я пойму, что моей карьере конец.

Так что вместо того чтобы бояться, я включаю развязность. Уверенность. Натягиваю беззаботную улыбку. Маску, которая играет для фанатов и конкурентов такую же важную роль, что и для меня.

Когда меня называют, я надеваю капу и меняю свою любимую коричневую шляпу на любимый черный шлем. И я перелажу через забор, в то время как Лейтер Гейтор спускается по желобу.

Мое плечо болит, действительно чертовски болит, но не так, как до того, как Саммер приложила к нему свои руки. Она даже не попыталась помешать мне сесть на быка сегодня вечером, и я ценю это больше, чем она может себе представить.

Я на мгновение поворачиваю голову к трибунам, где она сидела прошлой ночью. Она точно на том же месте. Мышца в моей груди напрягается, когда мой взгляд задерживается на ней, наклонившейся вперед на своем сиденье. Ее локти упираются в колени, ладони на щеках. Она выглядит нервной. И не потому, что думает о том, что мне будет больно. Она выглядит как человек, любимая хоккейная команда которого борется за победу в серии буллитов.

Она выглядит увлеченной.

И это заставляет меня ухмыляться, глядя на трепещущего подо мной быка весом в две тысячи фунтов.

Через несколько мгновений я спрыгиваю вниз и натираю веревку для быка. Канифоль при этом нагревается и становится мягкой, так что я могу обернуть ее так, как мне нравится.

Это будет хороший заезд. Иногда у меня возникает внутреннее чувство, и я поддаюсь ему, позволяя проникнуть в каждую косточку.

Тео что-то говорит мне, но я не слышу, что именно. Он хлопает меня по плечу, и я опускаюсь, обретая центр равновесия. Я даже не замечаю боли.

Затем я киваю.

И ворота распахиваются.

Разъяренный бык мгновенно опускает правое плечо в заносе. Грязь забрасывает мой жилет, но я удерживаю равновесие, отклоняясь от дыры, которую он создает в этом повороте. Я определенно не хочу туда падать.

Восемь секунд кажутся вечностью, когда все, чего вы хотите, — оставаться на месте и сохранять идеальную L-образную форму руки. Из-за моего размера форма должна быть классической, чтобы все ракурсы работали в мою пользу. И это — в некотором роде то, чем я известен. Я аномалия.

Я прижимаю подбородок к груди, потому что знаю, что в какой-то момент этот ублюдок свернет влево.

И я знаю, что это будет больно.

Через несколько вдохов это приносит свои плоды. Бык подпрыгивает в воздухе, извиваясь, как спортсмен — он и есть спортсмен, — прежде чем упасть и развернуться. Мое плечо ноет, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы крепко держать пальцы на веревке, а локоть плотно прижать к ребрам. Это все, что я могу сейчас сделать.

Мое тело бунтует, но я заставляю его принять нужное положение, ругаясь себе под нос, пока бык продолжает свое разрушительное турне.

Звучит звонок, и меня охватывает облегчение.

Раньше мне казалось, что я мог бы вечно сидеть на спине брыкающегося быка, но в последнее время, как только раздается звонок, мне хочется уйти. Какая-то маленькая часть меня знает, что, когда я прыгаю с быка, это не идет мне на пользу. Что-то обязательно происходит, если ты занимаешься этим долго. Такова статистика.

Никому не может везти вечно.

Сегодня вечером я высвобождаю руку и спрыгиваю, приземляясь на ноги. Булфайтеры [28] выходят на арену, и Лейтер Гейтор гонит их к выходным воротам, в то время как я мчусь к боковому ограждению.

Стоять и праздновать посреди арены всегда кажется очень кинематографичным — до тех пор, пока вы не видите, как пару ничего не подозревающих парней сбивает бык, который за несколько секунд оказывается у них за спиной.

Находясь в безопасности на обочине, первое, на что я обращаю свой взгляд, — на место, где сидела Саммер. Второй вечер подряд она на ногах, насвистывает, как старая, поседевшая спортивная фанатка. Это заставляет меня смеяться. Когда она видит, что я смеюсь, она робко показывает мне большой палец и застенчиво улыбается.

И, черт возьми, это приятно.

Потому что это — прямо здесь — не входит в ее должностные обязанности.