Во многих отношениях на это трудно смотреть, но с другой стороны… Я не могу оторвать глаз.
Когда Тео спрыгивает и подбрасывает свою шляпу в воздух, я вскакиваю и подбадриваю его. Бык уносится с арены, преследуя родео-клоуна, и Тео впитывает одобрительные возгласы толпы. Он набирает девяносто очков, и это выводит его на первое место в турнирной таблице на этих выходных.
Когда я оглядываюсь на забор, Ретт сидит там, улыбаясь во весь рот. Такой чертовски гордый, грудь выпячена, достоинство изливается из него.
А еще он выглядит чертовски аппетитно. Мрачный и таинственный, в низко надвинутой на лицо шляпе, угольно-черной рубашке под жилетом для верховой езды и этих простых тепло-коричневых чапсах.
Такой. Хороший.
Когда он спрыгивает вниз, чтобы пойти размяться, мое минутное спокойствие улетучивается, и я начинаю нервничать.
Я ненавижу это чувство. Я ненавижу, что у меня оно есть. Я смирилась со смертью во многих отношениях. Осознание того, что твое время может прийти в любой момент, в таком юном возрасте творит с тобой странные вещи. Но почему-то мысль о моей смерти легче проглотить, чем мысль о том, что, пока я буду сидеть здесь, на трибунах, с Реттом может что-то случиться.
Я не хочу быть девушкой, которая говорит ему не рисковать, потому что ее сердце этого не выдержит. И я отпускаю это чувство, как он мне сказал.
Я делаю несколько больших глотков пива и позволяю себе подслушивать окружающие разговоры. И делаю еще несколько, когда наступает очередь Ретта.
Я наблюдаю за ним каждое мгновение, рассеянно осознавая, что любое из них может быть последним. Время будто замедляется. Я вижу его дерзкую улыбку и складочки на его щеках, которые из-за нее появляются. Я почти чувствую густоту его бороды на своей шее, просто наблюдая за ним.
Он дергает за веревку для быка, выглядя загипнотизированным, и я тоже пытаюсь проникнуться этим.
А потом он делает то, чего никогда не делал. Он смотрит на меня из-под полей своей шляпы, как будто точно знает, где я сижу.
Он подмигивает мне.
А потом он кивает, и ворота распахиваются.
— Ты был так близок.
Слышится журчание воды, и Ретт проводит мочалкой-варежкой по моей спине. Эта дерьмовая гостиничная ванна слишком мала для нас двоих, но мы все равно в нее втиснулись. Он сказал мне, что если я собираюсь продолжать заставлять его принимать ванны с английской солью, то я должна пойти с ним.
И вот я здесь, сижу между его ног в самой горячей и маленькой ванне, известной человеку.
Пока Ретт Итон моет меня. И целует меня.
Вот как я хочу уйти.
— Ну, если бы я собирался кому-то проиграть, я бы предпочел, чтобы это был Тео. Дай ему год или два, и он будет только так выигрывать.
— Так, типа он… более новая, блестящая версия тебя? — Я поддразниваю его, но он вздыхает, наматывает мои волосы на кулак и дергает их.
— Следи за этим милым маленьким ротиком, Саммер, — шепчет он мне на ухо.
Я чувствую спиной его эрекцию, но мы игнорируем ее в пользу того, чтобы просто немного понежиться.
— Или что? — Уголки моих губ приподнимаются, и я оглядываюсь через плечо, надеясь подзадорить его.
Он хихикает, заставляя покрыться мурашками мою раскрасневшуюся кожу.
— Или ничего. У меня закончились презервативы.
— Я не знаю, учили ли тебя этому в ковбойской школе, но я не могу забеременеть от минета.
Он протягивает руку и грубо сжимает одну из моих грудей, притягивая меня к себе.
— Господи, женщина. То, что ты иногда говоришь…
Я хихикаю и мягко прижимаюсь к нему.
— Хорошо. Хорошо. Ты сам это начал.
— Начал что?
— Это.
Я чувствую гул в его груди.
— Нет.
— Да. Ты поцеловал меня первым, — шучу я.
— Ну. Ты, кажется, сказала, что это ничего не значит. — Теперь он проводит мочалкой по моим рукам.
Я закрываю глаза и вздыхаю. Я правда так сказала. И в то время я имела это в виду или, по крайней мере, хотела этого.
— Мне было нужно, чтобы это ничего не значило, чтобы я могла сохранить некоторое чувство профессионализма. — Это до боли честное заявление, и какая-то часть меня хотела бы взять его обратно.
Но как бы сильно мы с Реттом ни раздражали друг друга, я не думаю, что он относится ко мне легкомысленно. Мужчины, которые относятся к женщинам легкомысленно, не смотрят на них так, как Ретт смотрит на меня.
Этот взгляд мог быть только в моей голове.
Может быть, я теряюсь из-за взгляда, которого даже не существует.
— Принимать ванны с английской солью со своими клиентами — то, чему вас учили на юридическом факультете? — Его грудь трясется от напряжения, когда он пытается не рассмеяться над собственной шуткой. Придурок.
Я стону и закрываю лицо руками.
— Ретт.
Он целует меня в макушку. Я почти уверена, что просто для того, чтобы удержаться от смеха.
— Это не смешно. Я не знаю, что мы здесь делаем. И я потратила годы и десятки тысяч долларов на учебу, чтобы выполнить эту работу. Это… Я не знаю, что я делаю.
— Я думаю, что ты знаешь. Я думаю, ты впервые в жизни делаешь то, что хочешь, и это пугает тебя.
— Да. Может быть.
— Я думаю, тебе не нужно беспокоиться о том, клиент я или нет. Думаю, это не имеет никакого отношения к тому, что происходит между тобой и мной.