Безупречный

— Разрушать семьи у тебя наследственное. Ты ничего не можешь с этим поделать. Я понимаю. Но ты мешаешь работе пульсометра Кипа, и это создает проблемы для всех. Сейчас не время для ночевки. Иди домой.

Моя челюсть отвисает, когда я смотрю на эту женщину в ответ. На женщину, которая вроде как вырастила меня только потому, что Кип никогда не подпускал ее достаточно близко. Это не мешало ей делать подобные комментарии в мой адрес на протяжении многих лет. И я стала более толстокожей в отношении Марины Хэмилтон. Раньше ее уколы причиняли боль, но теперь…

Я целую папу в лоб и встаю с узкой кровати. Тело наливается свинцом, а глаза чешутся, как будто в них песок. Скорее всего, это крошки туши.

— Мне жаль тебя, Марина, — спокойно говорю я, разглаживая одежду.

— Мне не нужна твоя жалость, — тихо выплевывает она, поднимая карту моего отца и устремляя взгляд на лежащие перед ней бумаги.

— Но у тебя она есть. И я прошу у тебя прощения за то, какой совершенно ужасной ты была со мной всю мою жизнь.

Она усмехается, и я выпрямляюсь так высоко, как только могу, направляясь к двери, чтобы уйти. Борьба с Мариной не стоит таких усилий. И все же я не могу не поделиться с ней некоторыми напутственными словами, хотя мой голос дрожит, когда я это делаю.

— Ты потратила всю жизнь, делая больно моему отцу, и я ненавижу это. Но что бы ни происходило между тобой и отцом, это не мое дело. Вы оба взрослые люди. Но я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала невозможными мои отношения с Винтер. Ты думаешь, что все твои маневры причиняли боль только мне, но Винтер они тоже сделали больно. Это привело к тому, что я почувствовала, что не могу рассказать ей то, что она заслуживала знать. Это привело к тому, что мы оказались одинокими, когда могли бы быть друг у друга. И это, — я указываю на нее, прямо ей в лицо, — на тебе и твоей дурацкой вендетте.

А потом я резко разворачиваюсь и ухожу. Я слишком зла, чтобы смотреть на нее еще хоть мгновение.

Я, спотыкаясь, выхожу из комнаты и ищу туалет, чтобы привести в порядок лицо и облегчить мочевой пузырь. И, может быть, поплакать еще немного в одиночестве. Мне нужно найти Винтер. Позвонить Винтер. Объясниться с моей сестрой.

Но, когда я заворачиваю за угол и попадаю в зал ожидания, то нахожу там Ретта Итона. Его руки скрещены на груди, волосы распущены, бородатый подбородок вздернут. Он смотрит в потолок. Его золотистые глаза блуждают взад-вперед, как будто он за чем-то наблюдает.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

Он садится прямо, мгновенно переводя на меня взгляд, прочищает горло и хватается за подлокотники.

— Жду. Я думаю. Да, жду. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— Который сейчас час?

Он кивает на стену позади меня.

— Почти два.

— Два часа ночи?

— Да.

Я вздыхаю и вытираю лицо.

— Я попросила тебя уйти.

Тихий гул больницы умиротворяет меня, потому что хорошо мне знаком.

— Ну, я не хотел уходить. Я хотел сидеть здесь и ждать, чтобы все уладить с тобой. Я просижу здесь все выходные, если придется.

— Нет, ты этого не сделаешь. У тебя завтра заезд. Тебе следует отдохнуть.

— Саммер. Разве ты не понимаешь? — Он встает, в отчаянии протягивая руки. — Я забочусь о тебе.

Я громко втягиваю воздух и киваю, опуская взгляд на его поношенные ботинки.

— Верно. Но не настолько, чтобы перестать говорить, когда я умоляла тебя об этом. Недостаточно, чтобы подумать о последствиях твоего взрыва. Последствиях, которые обрушатся на меня.

— Он заслужил это, Саммер, — рычит Ретт.

— А как насчет меня, Ретт? — Мой голос граничит с визгом. — Чего я заслуживаю? Разве я не заслуживаю возможности рассказать свою собственную историю? Разве ты не понимаешь этого? Это был мой секрет, который я должна была рассказать. — Я больно ударяю себя в грудь большими пальцами, прежде чем указать на Ретта. — Ты обещал сохранить это в секрете. И ты нарушил это обещание. Я доверяла тебе.

Он моргает, его взгляд смягчается, а плечи опускаются.

— Подобные секреты будут давить на тебя, принцесса. Ты никогда не говорила мне, что он часть твоей семьи. Я имею в виду, черт. Насколько отвратительным может быть один человек?

— Не называй меня принцессой! Мы не так давно знаем друг друга! Мне так жаль, что я не выложила тебе все свои самые грязные секреты сразу же. Как эгоистично с моей стороны. — Мой голос звучит выше, и я чувствую, как прежняя сонливость уходит, сменяясь паникой. От сердечной боли.

— Ты не должна хранить секреты, которые съедают тебя заживо, потому что ты беспокоишься о том, что подумают люди. Или потому, что кто-то манипулирует тобой, заставляя тебя это делать.

— Я знаю это! Ты думаешь, я этого не знаю? Но это была моя история, которую я должна была рассказать, и ты забрал ее у меня. Самым публичным, унизительным из всех возможных способом. И как бы сильно Роб ни ранил меня, я не собираюсь разрушать его карьеру. — Это заявление вылетает подобно атомной бомбе, заставляя затихнуть все вокруг нас. Выражение лица Ретта становится пустым.

Он отводит взгляд, как будто ему больно смотреть на меня, и едва заметно качает головой.