Безутешная плоть

– Эй, эй, не усните опять, вы же не роженица. – Она пытается спрятать шипение за шепотом.

Потом отходит и садится на матрас, плавающий высоко в воздухе.

– Больница! – восклицаешь ты. Это и вопрос, и ответ.

– Уже сутки. Вас привезли вчера. – Она говорит торопливо. Слова вылетают с большой скоростью. – Вам повезло, что вас уже освободили. Когда вас привезли, то связали. Теперь вы успокоились, что кажется невероятным: вы кричали так, будто вас кто-то убивал. – Она возвращается и, наклонившись над тобой, бормочет: – Вам дали успокоительное. Назначение вашего доктора. Вы хорошо себя чувствуете? Или вам дать еще лекарства?

– Доктора?

Ты связываешь слово с больницей. Ты улыбаешься.

– Угу, – улыбается женщина в ответ. – Вас уже осмотрели.

– Осмотрели? Зачем меня надо осматривать?

Женщина, захохотав, оборачивается. Глаза ее сверкают, как наточенные кухонные ножи.

– Вы, как я вижу, не очень понимаете, где находитесь, – выдыхает она. – Сколько сейчас времени? Вы можете мне сказать?

Твои глаза закрываются, ты хочешь уйти от нее. Она пододвигается ближе.

– Все в порядке. Я сиделка. Я бы хотела задать вам несколько вопросов.

Она придвигается еще ближе. Ты начинаешь кричать.

* * *

Ты этого не знаешь, но прошло уже немало времени.

– Не похоже, чтобы она что-то собиралась устроить. Давайте просто отправим ее обратно, – говорит кто-то.

– Думаете, так будет лучше? – спрашивает другой человек. – Мм, может, и нет. Из их слов вытекает, что она еще может натворить дел.

Чья-то рука хватает тебя за предплечье. Ты отбиваешься ватными конечностями, а притаившаяся на дне багрового пруда твоего страха гиена смеется.

С тебя стягивают трусы, и в ягодице зажигается игла. Ты бьешься, чтобы вытащить пальцы из лужи, расселины которой застывают подобно лаве вулкана.

Придвигаются ноги. Когда человек приседает перед тобой на корточки, трещат кости в коленях.

Голос.

– Привет. Как ваше имя? – опять начинает голос.

Тебе нравится. У тебя хорошо получается.

– Имя! – соглашаешься ты, чувствуя себя легко в нежном потоке повторений.

Тебя поднимают. Скрежещет металл. Скрипит резина.

Веки расползаются. Ты не можешь сфокусироваться.

Женщина задергивает бледно-зелеными занавесками яркий послеполуденный свет. Шапочка сиделки – зазубренный темный силуэт на фоне солнца.

– Я практикантка. – Она ломает пальцы. Волнение комкает ее речь.

– Практикантка, – повторяешь ты.

Резкий звук ужаса усиливается у тебя в голове. Он проникает слишком глубоко, чтобы можно было вытерпеть. Багровая гиена открывает пасть, и все чувства исчезают.

Практикантка не видит тварь, питающуюся падалью. Она не верит, что ты исчезла.

– Мне надо идти, – сообщает она. – Увидимся позже. Тогда и поговорим.

* * *

– Уберите от меня свои грязные лапы! – надрывается голос недалеко от тебя.

Розовый овал ведет тебя по помещению. С одной стороны свет. Свет – это окна. С другой стороны внутрь таращится мир. Мир – это стена. Между ними снуют тени, которые думают, что они люди.

– Вы меня не слышите? – кричит непонятный человек.

Ты испугана. Останавливаешься. Подносишь руку ко рту. Он закрыт.

– Идите дальше. – Санитарка легонько толкает тебя в плечо.

Почувствовав себя лучше, ты идешь.

– Я сказал, уберите от меня свои грязные лапы! – безумствует непонятное создание.

Ты идешь по коридору, за которым, как тебе станет известно позже, отделение геронтологии, его обитатели делят с твоим крылом холл и столовую. Пальцы света обвивают решетки, схватившие высокие узкие окна. Пыль пляшет в колоннах водянистого света. Железные двери зияют в белых оштукатуренных стенах, как ни на что не годные глаза.

– Изолятор, – весело говорит овал. – Там вы были. Разве вы не рады, что вас выпустили?

Ты подходишь к двери.

– Доктор Уинтон, – объявляет твой поводырь, постучав в нее, – ваша пациентка.

Она опять берет тебя за плечо, чтобы провести вперед.

Ты садишься. Стул – жесткая доска на металлической раме, как в классе. Ты не хочешь на нем сидеть. Доктор Уинтон смотрит на то, как ты отказываешься. Что-то подсказывает тебе, что, когда на тебя смотрит белая женщина, нельзя отказываться, и ты садишься.

Доктор наклоняется над фанерным столом и отковыривает кусочек лакового покрытия. Она теребит его указательным и большим пальцами, потом бросает на стол и протягивает тебе руку.

Ты не принимаешь ее.

Она опять садится и задает тебе вопросы. Где ты родилась? В Умтали, отвечаешь ты ей.

– Умтали? – переспрашивает она.

Мутаре, поправляешься ты после паузы. Ты сбита с толку. Какая разница между Мутаре и Умтали? Ты знаешь, что разница есть, но не знаешь, какая и что она означает.

Где ты училась в школе? Разум скользит, вяло соображая, что сказать. Ты слишком устала и обдолбана, чтобы не услышать слова, которые произносишь, поэтому сказать ей значит признаться самой себе, а этого тебе не хочется.