Безутешная плоть

– Я никому здесь ничего не говорила, я имею в виду Леону. Ничего про то, почему… в общем, подробности… ну, того, что ты пережила. Я собиралась. Но потом просто сказала ему, что ко мне обратилась Майнини Люсия, а к ней обратилась ее подруга. Я не смогла. Ни слова.

– Ладно, – киваешь ты.

– Просто сказала что-то про драку. Сорвалось.

– Ладно, – повторяешь ты и с облегчением откидываешься на стуле.

– Ты бы могла навестить ту девушку. Кири так и не узнала, как ее зовут. Как ее имя?

– Ну и дела. Ты все еще о том? – Горло у тебя перехватило, но ты издаешь смешок. – Чушь про газеты? Какие тут проблемы? Это были просто люди! Бывает!

– Над проблемами нужно думать. Их нужно решать.

Ты опять пытаешься рассмеяться. Долю секунды рот у тебя открыт, но поскольку оттуда не выходит ни звука, ты его закрываешь.

– А как насчет забыть? – спрашиваешь ты. – Иногда, если ничего нельзя сделать, лучше забыть, чем помнить.

– Забыть сложнее, чем ты думаешь. Особенно если что-то можно сделать. И нужно сделать. Вопрос выбора.

– Они тоже хотят забыть. Что же им еще остается? Только забыть. Именно этим они занимаются уже три месяца. Если я пойду, они опять меня увидят. Вспомнят все, что думали тогда. Про месть. Могут кого-то найти, чтобы что-нибудь предпринять.

– Сделай, – настаивает Ньяша. – Ради собственного блага. Иногда собственное благо – оно же и общественное. Мы предназначены для того, чтобы совершать правильные поступки, которые несут пользу всем.

Твой смех – надрывный хохот, но ты обрываешь его, заслышав вдалеке клекот гиены. Просишь еще бокал вина. Ньяша приносит очередную бутылку, с хлопком открывает ее и говорит, что это последняя. Почитав детям, возвращается Леон и уверяет Ньяшу, что они уснули. Ньяша, прильнув, обнимает его за пояс. Едва допив бокал, ты извиняешься и поднимаешься по лестнице. Собираясь лечь в постель, ты натыкаешься на что-то мягкое у прикроватного столика. Оно подается под ногой и издает затхлый, плесневелый запах. Кукурузная мука, которую Кристина привезла из деревни. А кузина выцарапала ее у вдовы Маньянги. Ты бросаешь мешок в угол туалета и, положив руку на латунную ручку, обдумываешь способ, как избавиться от мешка на следующее утро так, чтобы никто не заметил.

Глава 12

Утром ты просыпаешься рано, еще в русле больничного распорядка, когда санитарка на рассвете привозила тележку с лекарствами. От души потягиваясь в полуторной кровати, слушаешь резкие трели зимородков и прилежный щебет скворцов. Вспоминаешь давешний разговор. С чего вдруг кузина предложила тебе извиниться за печальный, безумный, дурацкий случай с ученицей? Не видя никакого смысла опять возвращаться мыслями к тому немыслимому помрачению рассудка, ты твердо намерена оставить его позади.

Ты пытаешься – тебе кажется, что искренне, – понять кузину. Сначала думаешь об изначальном колебании Ньяши пригласить тебя к себе. Огорчившись, переключаешься на ее нежелание осудить ради тебя людей, действия которых тебя подкосили. Когда ты рассказываешь о членах попечительского совета, ведущих такую политику, что миссис Мей была вынуждена отправить тебя к вдове Райли, где ты встретила гневливую служанку, Ньяша едва подавляет зевок. Когда ругаешься на сыновей Маньянги, разбазаривших все свои возможности, что перекрыло тебе возможность дальнейшего у них проживания, ее воспоминания о давнишних приключениях в миссии усиливают твое разочарование. «Жаль, я ничем не могла помочь», – вот все, что она говорит, когда ты с горечью рассказываешь, что еще раньше была Трейси Стивенсон и ее коллектив в агентстве «Стирс и другие». Рекламное агентство платило тебе жалкие гроши за тексты, под которыми белые люди ставили собственные имена. Ты замечаешь, как она несколько раз чуть не кусает себе язык, удерживаясь от эмоциональных замечаний по поводу твоих поступков или, напротив, упущений.

В тебе рождается новая мысль. Впервые со времени знакомства с Ньяшей несколько десятков лет назад ты начинаешь подозревать, что она тебя не любит. Ты убеждена, что не может быть другой причины предложить такое: встретиться с семьей Чинембири, да еще в тот самый день, когда она привезла тебя к себе. Мысль проскальзывает под легкое пуховое одеяло и укладывается с тобой, когда ты идешь спать; она встает вместе с тобой каждое утро.

Чтобы защититься, ты напоминаешь себе, что уже решила бежать от Ньяшиной неряшливости. Ты клянешься себе, что добьешься успеха, какого никто из членов семьи еще не добивался, включая дядю, тетю в миссии, кузину, но ты отважишься на этот самый важный шаг, когда будешь готова. В конце концов, ты имеешь право жить в ее доме, поскольку она не просто кузина, а человек, с которым ты росла, как с сестрой. И, что еще важнее, Майнини Люсия, которая оказалась in loco maternis[31], так как твоя мать далеко, распорядилась, чтобы вы жили вместе.