Читаем Безутешный счастливчик полностью

Безутешный счастливчик

Ты жил в углу, мой Веничка,Постранствуй-ка в пространстве.

Еще задача: Ал‹ександр› Македонский, великий полк‹оводец›, покорив Персию, Мидию и Сидон, от Гавгамел повернул в сторону Петушков. Завидя наконец Петушки, рассмеялся, как идиот, и повернул в сторону Индии. Но на полпути был схвачен диадохами и растерзан. Определить дату, если… и т. д. Вернее, так. А потом сказал: «Прекрасный город Петушки. Жаль, что он не построен и не населен…»

Есть такая юридич‹еская› формула: «В здравом уме и твердой памяти». Т. е. как раз то, чего у меня нет в дни выездов в Мышлино.

Глаза глубоко спрятанные и с каким-то плещущим сиянием и мутью. С чем бы их сравнить? Вот, вы были в уборной на станции Лобня? Там, на страшной глубине, в отверстии, плещется жижа.

Вот какие это были глаза.

Лучшая пародия на скульптуру Мухиной «Рабочий и колхозница» – мы с Зим‹аковой›.

Владимир. Вначале эти девы подвергаются интеллектуальному искусу и псиному соблазну Б. Сорокина и выходят очищенными, т. е. с ярой ненавистью ко всякой отвлеченности и охотой к элементарным удовольствиям. Вот тут и подстерегает их Тихонов со своими кудрями и своим оскалом.

Петушки: там еще два дома, потом райсобес, а за ним – ничего, черная тьма и гнездилище душ умерших.

Еще одна задача: лорд Чемберлен, премьер Британской империи, выходя из петушин‹ского› ресторана, поскользнулся на чужой блевотине и в падении опрокинул соседний столик. На столике было три бутылки жигул‹евского› пива и пр. и пр.

Какой счет был предъявлен лорду Чемберлену, премьеру Британской империи?

по-прежнему делала волнообразные движения бедрами

Прихожу в Лондон и спрашиваю: могу ли я получить ангажемент в Брит‹анском› музее? Смогу ли я в нем ангажироваться?

Поставьте меня куда-нибудь, хоть на время. Я впишусь в любой интерьер.

Еще одна задача: Папанин и Водопьянов.

Долго во мне боролись сердечные влечения с чувством долга, как в трагедиях Корнеля. Сердце мне говорило: «Надежды нет ни единой, напейся как свинья, Веничка, немедля». А чувство долга: «Не смей пить, Ерофеев, ни капли».

А сердце: «Ну ладно, выпей четыреста грамм и завязывай». А долг: «Никаких грамм, трех кружек пива тебе достаточно». А сердце: «Ну сто пятьдесят». А долг: «Ну хорошо, Веня, выпей сто пятьдесят, только никуда не ходи, сиди дома».

декаденты и «певцы белых дьяволиц»

О эфемерность! О тщета!

О фикции! О химеры! О иллюзорность!

1972

Рунова вместо Кукольниковского «И шепчешь невольно: о боже, как долго!» – «И шепчешь: о боже! идут контролеры!»

Обязательно вставить соревнование, кто кого перепьет.

Все лучшее во мне говорило мне:…

А все худшее возражало на это так:…

Не смех со слезами, но утробное ржание с тихим всхлипыванием в подушку, трагедию с фарсом, музыку со сверхпрозаизмом, и так, чтоб это было исподтишка и неприметно. Все жанры слить в один, от рондо до пародии, на меньшее я не иду.

простодушие с желчью

1973

Не вино и не бабы сгубили молодость мою. Но подмосковные электропоезда ее сгубили. И телефонные будки.

1974

Гуревич еще: «Не горюй, Венечка, не пукай».

– Вы пьяненький. (У меня такая печаль, не помню, по какому поводу.)

В другой, в третий раз и так далее.

– Вот гляжу я на тебя, Ерофеев, ты все горюешь, ты все пукаешь, а ты не горюй, Михалыч, ты не пукай…

– Это, наконец, становится отвратительным.

– Пусть отвратительно. А ты все равно не горюй, все равно…

Потом:

– Ну, сколько, Михалыч, можно горевать и пукать?

Или:

– Странные иногда бывают люди на свете: они все горюют и пукают, горюют и пукают? А, собственно, о чем говорить?

1978

Называть горькие настойки как-нибудь посвежее, послезливее: «вдовья тяжелая», «скупая мужская», «девичья горючая», «griaznая sirotskaja», «prestupnaia mutnaiя» и т. д.