Безутешный счастливчик

Он же: «Туберкулез, люэс, рахит, алкогольная наследственность и вследствие этого нервно-душевная отягченность и нездоровье – все это может нарушить равновесие в отношении нервно-психического статуса и способствует расторможению, раскрепощению скрытой кумулятивной энергии одаренности и гениальности».

Не совсем поверхностная «патография» Пушкина: о психической неустойчивости, суперэротомании, извращенной сексуальности, сексуальном фетишизме и пр.

Княгине Вяземской он признавался: «Натали – моя сто тринадцатая любовь».

Лицейский приятель Комовский: «Пушкин был до того женолюбив, что, будучи еще 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей, во время лицейских балов, взор его пылал, сам он пылал, пыхтел, сопел».

А о послелицейской жизни Пушкина сообщает его товарищ барон Корф: «В Лицее он превосходил всех чувствительностью… а потом… проводя дни и ночи в непрерывной цепи вакханалий и оргий с самыми непотребными петербургскими прелестницами. Должно дивиться, как здоровье и талант его выдержали такой образ жизни, с которым естественно сопрягались и частые гнусные болезни, низводящие его часто на край могилы».

«Замечательно, когда он заболевал венерической болезнью, друзья его радовались: наконец-то он, прикованный, напишет в уединении большое произведение».

В одном из писем: «Слава Богу, пришлось ему опять за поэму приниматься. Венера пригвоздила его к постели».

А. П. Керн говорит, что Пушкин был очень часто «томительно скучен».

Барон Корф: «…в нем не было ни внешней, ни внутренней религии, ни высших нравственных чувств».

О вдохновениях:

Рафаэль: «Я прилепился к одному тайному образу, который иногда навещает мою душу».

Браманте о своем друге Рафаэле: «внутренний дух его все более и более распламенялся».

Но: случаи безаффектного, безогненного вдохновения. Даже сознательно безаффектного. Такое вдохновение Чехов называл лимонадом, в котором отсутствует спирт.

Тот же Чехов и о том же: «И во мне горит огонь, но ровно и вяло».

Очень глупая «патография» Есенина, написанная И. Б. Галантом: «алкогольное притупление эмоций», «антисоциальный инстинкт босяка-бродяги, находящего удовлетворение в одном только цинизме слов, поступков, образа жизни» – и опять: «притупление элементарных чувств стыда и благопристойности».

«Дело дошло до того, что Есенин должен был предстать перед судом своих товарищей-литераторов, которые ничего другого предложить ему не могли, как отправиться в психиатрическую больницу лечиться. Из психиатрической больницы Есенин бежал и – повесился».

Цитируется есенинское:

Но одолеть не мог никак
Пяти страниц
Из «Капитала».

«Вот до чего алкоголь затуманил ум Есенина. И он – как всякий алкоголик – легко примиряется с этой своей умственной тупостью и даже бравирует ею».

Об Эдгаре По: «натура, одержимая резко патологическими склонностями».

Бодлер писал об Э. По: «Пил водку, как варвар, а не как одержимый алкогольным пороком эстет». Он предавался пьянству так, что и смерть его последовала от запоя. «Он должен был так пить и так кончить, чтобы в своей трагической жизни испытать то, что составляло содержание его творчества».

О диассоциативностях:

Гретри – вначале был посредственный певец, после сильной травмы головы сделался знаменитейшим артистом.

То же и митрополит Московский Макарий: был до того болезненным и тупым ребенком, что не мог учиться. Но вот в семинарии во время игры кто-то из товарищей угодил ему камнем в голову. После этого способности его сделались до того блестящими, что он прославился на всю Россию своими талантами.

То же и Бальмонт, неудачно покушавшийся на самоубийство, с третьего этажа на булыжную мостовую. После, по его словам, «небывалый расцвет умственного возбуждения, жизнерадостности и творческой энергии».

О творческих синэстезиях (то есть сопутствующих ощущениях). Необходимость каких-нибудь синэстезий, обонятельных, зрительных, слуховых, осязательных и пр.

Вот Шиллер: «во время приступа творчества кладет на стол гнилые яблоки».

А вот Гюго никак не мог работать, если перед ним на столе не стояла его бронзовая собачка.

А Гайдн не мог сочинять, не рассматривая постоянно алмаз на кольце своего пальца.

Скрябин во время композиций обязывал присутствовать свою тетку. Без тетки никак.

Чайковский нуждался в абсолютной тишине. Мусоргский, наоборот, среди шума, гвалта, etc. На рукописи «Женитьбы» отмечено Мусоргским: «Писано гусем в квартире Стасовых, при значительном толкании народов».

Альфред Мюссе мог писать стихи только так: он торжественно зажигал все свечи, ставил на стол два прибора (один для воображаемой милой женщины) и тогда только, в полном одиночестве, писал.

Завидно. Доницетти: просто взгляд на перо, просто каждый клочок бумаги принуждал его к письму.

Золя во время работы привязывал себя к стулу.

Монтескье мог писать, только надев свежие манжеты.