Но проходит несколько минут, и вот я уже полностью сосредоточена на женщине, что сидит напротив меня, и на своих тайнах, которыми я с ней делюсь.
Доктор Шилдс пристально смотрит на меня, выслушивая мой вопрос. Отвечает не сразу, словно обдумывает мои слова, тщательно их анализирует, решая, что сказать. Рядом с ней на приставном журнальном столике лежит блокнот, в котором она периодически делает какие-то заметки. Пишет она левой рукой: обручального кольца на ней нет.
Разведена или, может, вдова?
Я пытаюсь представить, что же она все-таки черкает в своем блокноте. На ее письменном столе лежит картонная папка, на ней – наклейка с печатной надписью. Слов я разобрать не могу – сижу слишком далеко. Может, это и моя фамилия.
Иногда, после того как я отвечу на очередной ее вопрос, доктор Шилдс просит меня рассказать поподробнее. Или дает меткие комментарии, причем в ее голосе звучит столько участия и доброты, что у меня на глаза наворачиваются слезы.
Мне кажется, что за короткий срок она научилась понимать меня лучше, чем кто-либо другой.
– Думаете, я плохо поступаю, обманывая родителей? – спрашиваю я.
Доктор Шилдс слушала меня, сидя нога на ногу, но теперь она поднимается со своего кремового кресла. Делает два шага ко мне, и я чувствую, как напрягаюсь всем телом.
У меня мелькает мысль, что она намерена сесть рядом со мной, но доктор Шилдс проходит мимо. Выворачивая шею, я наблюдаю, как она, нагнувшись, берется за ручку в нижней части белого деревянного книжного шкафа, открывает дверцу и лезет во встроенный мини-холодильник. Достав две маленькие бутылочки воды «Перье», одну она протягивает мне.
– Спасибо, не откажусь, – благодарю я.
Меня не мучила жажда, но когда я вижу, как доктор Шилдс, запрокинув голову, отпивает из бутылки глоток, моя рука, в которой я держу минералку, поднимается сама собой, и я тоже пью. Стеклянная бутылочка оседает в ладони комфортной тяжестью, а бодрящая газированная вода удивительно приятна на вкус.
Доктор Шилдс кладет ногу на ногу, и я, осознав, что ссутулилась, выпрямляю спину.
– Ваши мама с папой хотят, чтобы вы были счастливы, – говорит доктор Шилдс. – Как всякие любящие родители.
Я киваю, и вдруг у меня возникает вопрос: а у нее самой есть ребенок? На семейное положение указывает наличие или отсутствие обручального кольца, но такого символа, который можно было бы надеть, чтобы показать всему свету, что ты мать, не существует.
– Я знаю, что они меня любят, – произношу я. – Просто…
– Они соучастники вашей лжи, – комментирует доктор Шилдс.
Едва она произносит это, я сознаю, что в ее словах кроется непреложная истина. Доктор Шилдс права: мои родители фактически вынуждают меня лгать.
По-видимому, доктор Шилдс понимает, что мне нужно осмыслить это открытие. Она не сводит с меня глаз, и мне кажется, что взгляд у нее покровительственный, словно она пытается определить, как я восприняла ее вывод. Мы обе молчим, но эта затянувшаяся пауза меня не тяготит.
– Никогда не думала об этом в таком ключе, – наконец произношу я. – Но вы правы.
Я допиваю «Перье», аккуратно ставлю бутылку на журнальный столик.
– Пожалуй, на сегодня все, – говорит доктор Шилдс.
Она встает, я тоже. Она идет к стеклянному столу, на котором стоят небольшие часы, лежат тонкий ноутбук и папка.
Доктор Шилдс выдвигает один из ящиков стола и любопытствует:
– У вас есть какие-то планы на выходные?
– Ничего такого особенного. У Лиззи день рождения, поведу ее в ресторан, – отвечаю я.
Доктор Шилдс достает чековую книжку, берет ручку. На этой неделе она провела со мной два полуторачасовых сеанса, но я понятия не имею, сколько мне заплатят.
– Это та девушка, которой родители до сих пор высылают денежное пособие? – уточняет доктор Шилдс.
Слово «пособие» застало меня врасплох. Лица доктора Шилдс я не вижу, поскольку она наклонила голову, выписывая чек, но тон у нее мягкий: не похоже, что она критикует. К тому же, это правда.
– Пожалуй, можно и так выразиться, – соглашаюсь я.
Доктор Шилдс отрывает чек и вручает его мне.
– Спасибо, – произносим мы в один голос. И обе в унисон смеемся.
– Вы свободны во вторник, в это же время? – спрашивает доктор Шилдс.
Я киваю.
Мне страсть как хочется взглянуть на сумму в чеке, но, наверно, это было бы неприлично. Поэтому я сворачиваю его и убираю в сумку.
– И у меня еще кое-что для вас, – говорит доктор Шилдс. Она берет свою кожаную сумку «Прада» и извлекает из нее крошечный сверток в серебристой бумаге.
– Откройте.
Обычно я разрываю подарочную упаковку. Но сегодня лишь тяну за конец узенькой ленты, развязывая бантик. Затем указательным пальцем поддеваю скотч и стараюсь как можно аккуратнее вскрыть упаковку.
Это коробочка с логотипом «Шанель» – гладкая и блестящая.
В ней – флакончик бордового лака для ногтей.
Я резко вскидываю голову и смотрю в глаза доктору Шилдс. Потом – на ее ногти.
– Попробуйте, Джессика, – произносит она. – Думаю, вам подойдет.
Войдя в лифт, я в ту же секунду лезу в сумку за чеком. В нем грациозным курсивом выведено «шестьсот долларов».