Безымянная Колючка

— Я бы сказал, что она несправедлива ко всем, кто недостаточно силен, чтобы ей сопротивляться.

— Ты сопротивляешься, мой принц.

— И ты тоже, моя эстрани. Ты хранишь мой подарок?

Мое настроение мигом портится. Проклятье, а ведь я почти начала забывать о кинжале, который у меня так бессовестно украли.

Пряча взгляд в пол, время от времени заменяя чертыхания извинениями, рассказываю Ашесу печальную историю его подарка.

— Я была уверена, что никто не видел, куда я его прятала, мой принц, - заканчиваю с самым печальным и потерянным видом.

— Ну раз тайник нашли и кинжал вынули… Значит, кто-то знал тебя намного лучше, чем ты сама.

— Но не знал о настоящей стоимости и редкости вещи, которая попала ему в руки, раз так запросто оставил ее возле меня, - прибиваю я, но Ашес с сомнением качает головой.

— Ты все еще думаешь, что тягаешься с какими-то голодранцами, которые перебиваются с хлеба на воду? Очень сомневаюсь. Прости за этот вопрос, но… ты действительно уверена, что никто из твоих родных не причастен к случившемуся?

Я так резко взвиваюсь с места, что опрокидываю стул. В грохоте его падения мне слышится треск рвущихся по швам наших с Ашесом доверительных отношений. Задницей чую, что мне не стоило открывать рот, не стоило даже думать о том, чтобы перешагнуть за грань, где он становился наследником Империи, а я – беззубой «пустышкой», чья жизнь целиком и полностью зависит от сотни бессмысленных пустяков.

И все же…

— После того, как император Ниберу отобрал у меня все, мне кажется, я имею право хотя бы на веру в то, что и в моей жизни было что-то хорошее и настоящее. Например, моя семья, которая – теперь я очень ясно это вижу – всегда заботилась обо мне, даже если эта забота граничила с безразличием.

После минутного молчания Ашес согласно кивает, и я получаю возможность перевести дух.

— Кажется, нам пора возвращаться, пока наше отсутствие не стало очевидным, - предлагает он. – Мне бы не хотелось, чтобы поползли слухи и пострадала твоя репутация.

— Репутация? - Я издаю слишком беззаботный смешок, но даже не пытаюсь это скрыть. - Боюсь, в моем теперешнем положении, подобные слухи моей репутации пойдут только на пользу.

Глава тридцатая

Глава тридцатая

Я приступаю к поискам на следующий же день.

Высидеть на занятиях становится тем еще испытанием. Во-первых, часть моих однокурсников начинают странно на меня коситься. Нет, не то, чтобы они раньше смотрели на меня с любовью и обожанием, но в «старые добрые времена» они хотя бы не позволяли себе откровенной враждебности или отвращения. Возможно, все дело даже не в них, а во мне самой: болтовня Роры постоянно отвлекала меня, и очень может быть, что раньше я просто не видела очевидного. Но как бы там ни было, мне становится резко неуютно и еще более не интересно находиться на занятиях. В особенности с оглядкой на то, что добрую половину дня я трачу на просиживание мягкого места вместо того, чтобы заниматься чем-то действительно полезным.

Во-вторых, именно сегодня запахи человеческой крови становятся абсолютно невыносимыми. Я дважды перевязываю платок, которым обычно прикрываю нос и рот, но тщетно: их кровь воняет даже на расстоянии нескольких разделяющих нас рядов (я, по обыкновению, сижу в дальнем ряду). И это очень тревожный звоночек о том, что ситуация может усугубиться, если я срочно не получу приличную порцию крови по своему вкусу. Тех кошкиных слез, что мне выделяют раз в неделю, явно недостаточно, чтобы удовлетворить мои естественные физиологические потребности.

Но даже и это не самое скверное.

Аринг-Холом стремительно расползаются слухи, что Рора была причастна к убийству двух студентов, и именно с этим связано ее внезапное исчезновение. Судя по тому, что мне удалось вычленить из совсем уж бредовых разговоров, таумати, которые занимаются расследованием, нашли среди личных вещей Роры какую-то странную переписку. Никто не знает, что это за письма, но все, словно заводные болванчики из балагана, повторяют одно и то же: Рора водилась с головорезами. Ну а дальше уже злые языки кто во что горазд начали полоскать мою подругу похлеще, чем усердные прачки полощут хозяйские подштанники. И хуже всего то, что я знаю, что произошло на самом деле и по чьей вине студентов перерезали, как скот. Знаю – и молчу, потому что правда ударила бы по мне еще сильнее, чем ложь – по репутации Роры. И потом – мне не хочется об этом думать, но приходится рассматривать и такой вариант – моя подруга, скорее всего, уже давно мертва, а мне еще предстоит как-то выкарабкаться из своей личной истории и постараться не протянуть ноги на полпути.

К окончанию занятий я сама не своя. Во рту полно липкой горькой слюны, кожа зудит, а любое неосторожное движение вызывает адскую боль под браслетом. Само собой, это не может не отразиться на моем состоянии, поэтому приходится ходить закоулками, лишь бы избавить себя от возможных «жертв» моего дурного настроения.