Маргерет Деверол лежала мертвая на полу, ее стройная фигурка напоминала хрупкий кораблик, разбитый на мели, а над ней скорчился Джон Гауэр – он баюкал девушку на руках, а его широко раскрытые глаза блестели безумием. И огоньки поминальных свечей все так же мерцали и плясали, но трупа на постели Адама Фолкона уже не было.
– Боже милостивый! – ахнул Том Лири. – Джон Гауэр, адово ты отродье, что это за дьявольщина?
Гауэр поднял взгляд.
– Я говорил вам! – выкрикнул он. – Она знала… и я знал… это был не Адам Фолкон – то холодное чудовище, выброшенное насмешливыми волнами. Какой-то демон, вселившийся в его тело! Слушайте – я отправился в постель и попытался уснуть, но меня все время тревожила мысль о том, что эта нежная девушка сидит подле холодной нечеловеческой твари, принимая ее за своего любимого. В конце концов я поднялся и подошел к окну. Маргерет сидела, задремав, а остальные – глупцы! – спали в других комнатах. И пока я смотрел… – по его телу прокатилась волна дрожи. – Пока я смотрел, глаза Адама открылись, и труп быстро и тихо поднялся с постели, на которой лежал. Я стоял у окна оцепеневший, беспомощный, пока жуткая тварь нависала над ничего не подозревающей девушкой, и глаза монстра горели адским огнем, и он протягивал к ней извивающиеся руки. Тут Маргерет проснулась и закричала, а потом – о Матерь Божья! – мертвец обхватил ее своими жуткими руками, и она умерла, не издав ни звука.
Голос Гауэра стал тише и перешел в неразборчивое бормотание, пока он нежно укачивал мертвую девушку, словно мать ребенка.
Том Лири встряхнул его:
– Где труп?
– Он скрылся в ночи, – равнодушно ответил Джон Гауэр.
Ошеломленные горожане переглянулись.
– Он лжет, – тихо бормотали они в бороды. – Он сам убил Маргерет и где-то спрятал тело, чтобы мы поверили в эту жуткую историю.
По толпе прокатился грозный рык, и все, как один, обернулись туда, где на Холме Палача, обозревающем гавань, при свете звезд вырисовывался выбеленный скелет Кануля Лживой Губы.
Они забрали у Гауэра мертвую девушку, хоть он и цеплялся за нее, и осторожно уложили ее на постель между свечей, предназначенных для Адама Фолкона. Маргерет лежала там, неподвижная и бледная, а мужчины и женщины шептались, что она выглядит скорее утонувшей, чем раздавленной.
Мы вели Джона Гауэра по улицам городка, и он не сопротивлялся, хотя шел, словно в оцепенении, бормоча что-то под нос. Но на площади Том Лири остановился.
– Странную историю рассказал нам Гауэр, – сказал он, – и без сомнения, лживую. Но все же не такой я человек, чтобы вешать кого-то, не будучи уверенным в его вине. Потому давайте оставим Гауэра в колодках, пока мы поищем тело Адама. А повесить его всегда успеем.
Мы так и сделали, но когда все уходили, я обернулся посмотреть на Джона Гауэра – он сидел, склонив голову на грудь, словно человек, до смерти уставший.
Мы искали тело Адама Фолкона в сумраке под причалами, и на чердаках домов, и среди выброшенных на мель корабельных корпусов. Затем поиски увели нас в холмы за городом, где мы разделились на группы и пары и рассыпались по голым склонам.
Моим компаньоном оказался Майкл Хансен, и мы разошлись так далеко друг от друга, что темнота скрыла его от меня. И вдруг он неожиданно закричал. Я бросился к нему, но тут крик перешел в вопль, а когда он стих, повисла жуткая тишина. Майкл Хансен лежал на земле мертвый, а неясная фигура крадучись уходила в темноту, пока я стоял над трупом, и все мое тело покрылось мурашками.
Прибежали Том Лири и остальные. Они собрались вокруг, клянясь, что это тоже дело рук Джона Гауэра.
– Он как-то сумел сбежать из колодок, – сказали они, после чего мы со всех ног помчались в городок.
Да, Джон Гауэр действительно сбежал из колодок – и от ненависти горожан, и от всех жизненных печалей. Он сидел там же, где мы его оставили, с головой, склоненной на грудь. Но некто приходил к нему в темноте, и, хотя все кости Гауэра были сломаны, он выглядел, словно утопленник.
Стылый ужас повис над Фэрингом, словно густой туман. Сгрудившись вокруг колодок, потеряв дар речи, мы стояли, пока крики из дома на окраине городка не возвестили, что ужас снова нанес удар. А когда мы прибежали на место, то обнаружили кровавое разрушение и смерть. А еще обезумевшую женщину, которая перед смертью прохныкала, что труп Адама Фолкона ворвался в окно с горящими, жуткими глазами, чтобы крушить и убивать. Зеленая слизь запачкала комнату, а к подоконнику пристали обрывки морских водорослей.
После этого страх, безумный и постыдный, обуял людей Фэринга, и все они разбежались по своим домам, где заперли на засов окна и двери и притаились внутри с оружием в дрожащих руках и черным ужасом в душах. Но какое оружие может убить мертвого?
Всю ночь напролет – ночь, полную смерти, – ужас гулял по Фэрингу, охотясь на сынов человеческих. Люди дрожали и не смели даже выглянуть, когда треск ломающейся двери или окна возвещал о том, что отродье проникло в дом какого-то несчастного, а вопли и бессвязные крики говорили о его жутких деяниях.