Беззаботные годы

– А вот и нет! Ты просто не понимаешь! Все будет в десять раз хуже, чем во время прошлой войны. Ничего ты об этом не знаешь. И про отравляющий газ не знаешь, а на этот раз бомб будут бросать гораздо больше, и всем придется жить в окопах с колючей проволокой и крысами – и все это будет не где-то во Франции, а везде, даже здесь! И продолжаться будет, пока все не умрут, я точно знаю! – Она расплакалась, уже не думая о том, напугает Клэри или нет, и почти желая напугать ее, чтобы хоть с кем-нибудь наконец разделить свои мучения. Но Клэри, похоже, ничуть не испугалась.

– Ты выдумываешь, – заявила она. – Я часто так делаю, – она встала на колени в постели и обняла Полли. – У тебя же есть я, – продолжала она, – и Оскар. Войны не будет. И даже если будет, вспомни историю. Мы всегда побеждаем.

И хотя все это не должно было послужить утешением, Полли стало легче. Она высморкалась, и они решили поискать «похоть» в словаре Брига – или спросить у мисс Миллимент.

– Она все знает. Значит, должна знать и про похоть, – сказала Клэри. И Полли, унося поднос с остатками их ужина в буфетную к Айлин, впервые за последние двадцать четыре часа уловила проблеск надежды.

* * *

После ужина, когда Дюши и Сид еще разыгрывали сонаты Брамса, Хью подал сигнал жене выйти вместе с ним. За дверью гостиной он взял ее за руку, и они направились наверх, сначала в маленькую гардеробную, где, живописно разметавшись, спал Уиллс – одеяло сброшено, ножка задрана вверх. Сибил осторожно опустила ее и укрыла его одеялом. Веки малыша затрепетали, он вздохнул. Сибил подняла с пола маленького голливога и усадила рядом с сыном.

– Откуда это у него?

– Лидия подарила. Раньше она с ним играла. Его зовут Голли Изумлен. Это его любимая игрушка.

– Замечательная фамилия, в самый раз для такого выражения лица.

– Блеск, правда? – Она погасила свет, они прошли через комнату. – Так в чем дело, дорогой? Тебя что-то тревожит?

– Да, – кивнул он. – Эдвард назвал бы меня паникером, но Лондон сейчас кишмя кишит ими. Всем выдают противогазы. Завтра я повезу за ними всех.

– Ох, дорогой! Куда?

– Вероятно, в Бэттл. Бриг считает, что надо обращаться в церковь. Завтра утром он выяснит. Он со мной согласен.

– А бывают противогазы для малышей? – Вид у нее стал перепуганный. – Потому что если нет, то и я…

– Конечно, бывают.

– Ему не понравится, для ребенка это очень страшно.

– Все будет хорошо. Но надо позаботиться и об остальных детях. Не хочу, чтобы они перепугались. Кажется, Полли уже напугана.

– Почему ты так решил?

– Иначе она не попросила бы меня привезти Оскара. Она тебе что-нибудь говорила?

– Нет. Хью… – Она присела на кровать. – Боже мой, Хью, неужели ты правда думаешь…

– Я не знаю, но считаю, что мы не должны исключать и такую возможность.

– Но ведь этого не хочет никто! Это абсурд! Кошмар! С какой стати нам ввязываться в войну из-за Чехословакии?

Он попытался объяснить, почему, как ему кажется, они обязаны так поступить, но вскоре увидел, что доводы кажутся ей бессмысленными. В конце концов, сделав вид, что соглашается с ним, она сказала:

– Если это случится, скажи, что делать мне?

– Оставайся здесь с детьми. Посмотрим, что будет дальше.

– А что будешь делать ты? Я не могу оставить тебя в Лондоне совсем одного.

– Дорогая, я сам не знаю, где буду находиться.

– Что это значит?

– Возможно, я где-нибудь понадоблюсь. Не волнуйся, скорее всего, для бумажной работы, – он бросил взгляд на свою культю. – Времена Нельсона остались в прошлом. А если Эдвард уйдет, стану помогать Бригу управлять компанией. Древесина по-прежнему будет пользоваться спросом.

– Ты так говоришь, будто уже знаешь, что случится!

– Ради бога! Ты же спросила меня, что я буду делать в случае войны. Вот я и пытаюсь объяснить.

Она выглядела настолько ошеломленной, что он шагнул к ней и поставил на ноги.

– Прости меня, милая. Я устал. Давай ложиться.

Когда они лежали в темноте, держась за руки, как часто делали, она произнесла:

– Хорошо еще, что Саймон недостаточно взрослый.

И он, радуясь, что ее день закончится на этом утешении, с жаром поддержал:

– Даже близко нет!

* * *

– …она – вот именно!

– Глупости, дорогая, у нее просто разболелась голова.

– Ничего подобного. Она в тебя влюблена.

– Ради бога, она же мне как племянница!

– Если ты все это время рисовал ее, то должен был заметить!

Руперт взял ее под руку.

– А я не заметил. Ты всегда говорила, что мужчины таких вещей не замечают. Я мужчина.

Они шли вверх по холму, возвращаясь к Хоум-Плейс. Было темно и пасмурно, негустая белая мгла стлалась по земле на большом поле хмеля, когда-то принадлежавшем Милл-Фарм. После молчания, которое показалось ему дружеским, он добавил:

– И вообще, она еще ребенок. Ей всего девятнадцать.

– А сколько было мне, когда ты на мне женился?

Он замер.

– Зоуи, дорогая моя!.. Ну хорошо. У меня нет никаких причин не влюбиться в нее. Ей девятнадцать, она прелестна, а ты отсутствовала слишком долго. Но я не влюбился. И кстати, откуда мне знать, чем ты занималась в Лондоне?