Беззаконие отцов наших

— Моисей? Да нет. Просто… по зову совести, так сказать. И это… вот еще чего. Кое-что полезное, а?

Он выудил из кармана маленькую красную коробку, по пути стащив с нее защитный резиновый рукав. Протянул Хандро, старательно избегая касаться одновременно корпуса и силового порта. Коробка была самую малость шире ладони Филипа. Хандро нахмурился, кивнул на коробку, мол, что это?

— Помнишь, метатель тупил той ночью, когда чудовища пришли? Пришлось еще конденсатор подключать?

— Это точно, — встрял Кофи. — Помню, был такой разговор.

— Ну и?

В глазах Хандро загорелся интерес. Разговор зашел о его минуте славы. И о смерти. Хандро нравился такой поворот.

Филип с улыбкой держал коробку на ладони.

— Ну и вот. Это — конденсатор от дрожжевого чана. Глянь.

Он тихонько перекинул конденсатор, будто пиво другу передал. Хандро поймал, перевернул.

— Ни хера не понимаю в энергосистемах, Нагата.

— Открой заднюю панель, — сказал Филип, — и поймешь, о чем я.

Хандро положил коробку на колени и надавил ладонью на заднюю панель.

— Как эта штука работает?

Разряд прогремел как выстрел и полыхнул как молния. Хандро полетел вбок и медленно обрушился наземь в слабой гравитации. Бедра лопнули как переваренные сосиски, глазницы опустели.

— Она убивает чудовищ. — Филипа никто не услышал.

Все повскакивали и заорали разом. Филип повернулся и ушел во тьму. Люди Хандро были так ошарашены и растеряны, что Филип успел отойти метров на тридцать, прежде чем его поймали.

***

В импровизированной камере царил мрак и холод. Филип лежал на голом полу. Болело все. Как минимум одно ребро ему сломали, а левое запястье жутко опухло. Какие еще раны остались после избиения, только предстояло выяснить. Пока хватало просто боли.

Что настал день, Филип понял благодаря небольшому браку в сварном шве на стене. Тусклая искорка слабее самой далекой звезды становилась ярче и ярче, пока наконец сквозь нее не прорвался тонкий луч. Бледное пятнышко не больше ногтя поползло медленно по полу. Филип смотрел на него не отрываясь. Воздух отдавал пылью.

Снаружи время от времени доносились голоса. Кое-какие Филип узнавал. Кофи. Моисей. Нами Ве орет — на нее совсем не похоже. Сдерживает толпу линчевателей? Очень может быть.

Лучик подбирался все ближе к стене, а когда солнце вошло в зенит, исчез. Филип вдруг понял, что дико хочет пить, но ни капли воды не нашел, так что решил лучше поспать. Все, чего смог от себя добиться — полудремы, то и дело прерываемой болью. Когда его разбудил лязг засова, Филип успел совершенно потеряться во времени.

Дверь открылась, в залитом светом проеме возник силуэт Нами Ве. Филип попытался было сесть, но спина так затекла, что получилось только с третьего раза.

Представительница администрации села напротив. В льющемся из соседней комнаты свете она казалась и усталой, и полной решимости. Ангел, несущий кару или дарующий искупление.

— Ну что, мы старались восемнадцать часов, — сказала она после долгого молчания, — но все равно его потеряли. Теперь по закону ты убийца. Что? Тебе весело?

— Не, я и не думал смеяться, — сказал Филип. — Есть просто некий контекст, и из-за него… Нет, это не смешно, конечно.

— Ты о чем думал?

Ангел исчез. Вместе с маской мягкости, доброты, профессионализма. Филип будто впервые увидел Нами Ве. Бессильный гнев в ее голосе эхом вторил такому же в его собственной голове.

— Так было надо, — сказал он. — Но кроме меня никто не вызвался.

— Так было не надо.

— Я знаю таких, как Хандро. Он показал тебе свое лицо. Он всем нам его показал. А ему все сошло с рук. Парням вроде Хандро закон не писан. Город проголосовал, но Хандро важнее города. А вы взяли и прогнулись. Ну и все. Раз позволишь ему делать что хочется, обратно уже не вернешь. Когда такой человек побеждает хоть в малом, давит до самого конца.

— И вот ты решил, он заслуживает смертного приговора. Не видишь тут некую иронию?

— Есть разница, — ответил Филип. — Меня накажут. Я отвечу за свой поступок.

— Господи Иисусе, — покачала головой Нами Ве.

— Вот так должно быть. Делаешь что-то плохое — жди расплаты. Жди страдания. Одно это не дает всяким Хандро подминать под себя все подряд только потому, что они могут.

— Такой, значит, план? Сотворю, мол, из себя жертву, и да распят буду на кресте закона? Мне спасибо тебе сказать теперь?

— Ты так и не поняла, что это был за человек.

— Еще как поняла, — ответила Нами Ве. — Алехандро был самовлюбленный бандит. К тому же с немаленькими садистскими наклонностями. А еще он был очень устойчив психически. Харизматичен. Смел. Бросился навстречу опасности не раздумывая. Так. Люард. Один из умнейших людей из всех, кого мне доводилось встречать, и жуткий сноб. Попросит, не знаю, вилку передать, и обязательно чем-нибудь зацепит, не умеет иначе. Адия, если ей позволить, будет вкалывать по две смены и ни разу в жизни не пожалуется, зато в любовные драмы ныряет с головой при первой возможности. Моисей — крепкий трудяга и неврастеник. Мертон — самый милый, чуткий, добрый из всех моих знакомых, и уже успел построить аппарат в биолаборатории, потому что алкоголик. Вот это мы. Просто люди.