Беззаконие отцов наших

— Жаль, не довелось встретиться.

— Это ты сейчас говоришь, — рассмеялась Нами. — Но когда о тебе так переживают, что постоянно изо всех сил спасают от тебя самого, это охренеть как выматывает.

— Ну знаешь, если уж выбирать…

— Слушай, — перебила Нами. — Я не хочу слушать, как и чем отец усложнял тебе жизнь, и рассказывать, как и что жизнь под крылом Святой Анны разломала во мне — тоже. Нам с тобой не в чем соревноваться. Что тут скажешь. Только одно — родители, сами того не желая, взваливают на нас тяжелое бремя, а нам таскать его на горбу до конца жизни, и ничего тут не попишешь. Но и тебе, и мне приходится выбирать, как именно это бремя нести.

Она через стол дотянулась до руки Филипа. Ладонь была теплая и сухая. Нами улыбнулась и грустно, и ободряюще одновременно. Филипу захотелось на нее заорать.

— Это все хорошо и прекрасно, но проблема с Хандро сама собой никуда не денется.

Филип отдернул руку, чтобы разбить этот интимный междусобойчик, и понял, что почти с радостью видит, как с лица Нами исчезает улыбка.

— Знаю, — ответила она.

Филип вскочил с табуретки и рванул за дверь, по ходу врезавшись в косяк. Вышел на городскую улицу. Что-то изменилось. То ли люди и впрямь увидели младшего электротехника в новом свете, то ли ему просто так казалось. Грудь сдавило, словно он с полупустыми кислородными баллонами ушел от корабля слишком далеко. Филип понял, что топчет землю слишком сильно, и от этого слегка подпрыгивает.

Моисей, скрестив руки на груди, поджидал у пищевых цилиндров. Ветер гнал с запада облака, воздух пах дождем. Джексон и Камерон где-то болтались, но их инструменты лежали на месте, словно это Моисей попросил всех немного прогуляться. Филип прислонился спиной к стальному корпусу и сунул руки в карманы.

— Какого хера ты творишь, Нагата? — Моисей говорил тихо, но голос его звенел. От злости, или, может, страха. — Чего ты суешься в их разборки? Нас втянуть собираешься?

— Нам тут жить. Может, недолго, а может, придется и задержаться. Их разборки не только их касаются.

— Чушь собачья.

— Нет, не чушь. — Моисей отступил на шаг, будто Филип этими словами влепил ему пощечину. — Я знаю таких как Хандро. Смотри — люди боятся, им больно, так? А тут появляется большой человек, весь такой уверенный. В себе уверенный в первую очередь. Все, что грызет тебя, его даже не задевает. Да и команда у него имеется. Все встают под его знамя, и начинается кошмар. Сущий ад.

Моисей прочистил горло, но Филип продолжил, не дав ему сказать:

— Прямо сейчас начинается новая жизнь. Нельзя спускать подобное на тормозах. Позволишь один раз — и уже не остановишь. Течь надо затыкать, пока она маленькая, иначе хлопот не оберешься, когда вырастет.

— А ты, значит, собираешься все исправить.

— Я нашел проблему, доложил администрации. Но там проблемы решать не умеют. Не те люди.

— И какие же, интересно, в администрации люди? — спросил Моисей.

— Мягкие, — ответил Филип. — Мягкие люди.

— А может, это не совсем твоя работа — найти самого жесткого козла во всем городе и сделать из него врага?

— Так оно и происходит обычно, Моисей. Пока никто не поднимется, никто и не поднимется.

— Я не знаю, из какого говна состоит твой сраный внутренний мир, — сказал Моисей. — Мне похер. Как твой начальник я заявляю, что мы держимся подальше от местных драм. Здесь мы ровно до тех пор, пока не сможем вернуться в Альфу, к Дисетисьет.

— А давай я заявлю, что пошел ты на хер? Что насрать на твои правила, делаю что хочу? Давай так, Моисей? Давай я стану еще одним Хандро? Что делать будешь? Мы же оба понимаем, что больше никакого профсоюза за тобой нет, так что лучше, блядь, не путай меня с мягкотелыми местными, койо.

Моисей нахмурился, щеки прорезали глубокие морщины.

— Ты переходишь границы, Нагата. — Он уткнул палец в грудь Филипа. — Вконец охренел и переходишь все границы.

Но затем просто ушел. Что ему еще оставалось? Филип вернулся к цилиндрам. До бури надо успеть смонтировать все и поставить стенки на место.

Филип шагал сквозь ливень. В неполной гравитации капли падали медленно, соединялись, и дождь состоял из тяжелого неумолимого тумана вперемешку с пузырями воды. Где-то за облаками садилось солнце. Судить об этом можно было только по тому, как темнело вокруг.

Площадь не опустела. Стены у некоторых зданий поднимались наружу — получались навесы, где люди могли сидеть и на улице, и в то же время не под дождем. Лужицы света, как ночные киоски на картинках с планет, где Филип никогда не бывал. Он прошел мимо места, где разделывали чудовище. Даже вблизи он не разглядел ни пятнышка крови, хотя вроде бы учуял странный запах типа перегретого железа.

Филип вымок до нитки, пока дошел до администрации. Постучал, и Нами Ве пригласила войти. За пару часов металлический стол успели убрать, принесли еще стульев и составили их в тесный кружок. Напоминало собрание очень маленькой группы поддержки.