– И решил сдохнуть, благо денек сегодня теплый и погода подходящая! – рявкнул на него я. – Да ты вообще жив сейчас чисто случайно! Я на три сотни метров вокруг вообще ничего дружественного не ожидал и палить готов был на любой шорох!
– Простите, – совсем беспомощно протянул он, опустив голову.
Теленок мокроносый, блин! Нет, ну и как вот с такими? Я ему чуть головенку бестолковую не прострелил, а он: «Я больше не бу-у-у-уду!» Что мне с этим детсадом делать?
– Бог простит, – отмахиваюсь я. – Пошли, коль уж тут, поможешь трофеи собрать.
Ручной пулемет нам самим особо не нужен, так что спокойно отправим его на продажу, как и оба автомата, у гавриков моих «калаши» значительно свежее. Вот прицельчики мы у них для своих нужд позаимствуем, лишними не будут. Они, правда, на батареях, не то что «Триджикон» мой, но уж если эти аники-воины где-то элементами питания разжились, то и мы найдем. Опять же, ведь не год нам в Ебург добираться, возможно, заряда батарей на наш поход вполне хватит.
Испытание под названием «досмотр тела» Иван выдержал с честью. Нет, позеленел, конечно, малость, особенно когда до содержимого карманов и подсумков на разгрузках дело дошло. Даже икнул несколько раз характерно, но завтрак внутри удержал, молодец.
– Теперь одежда и обувь.
– Чего? – не понял меня в первый момент он.
– Шмотье, говорю, с них тоже снимай. Все, что пулями не порвало и кровищей не залило.
– Зачем?
Нет, точно, на полном серьезе не понимает, по глазам вижу, по выражению лица.
– Сына, мать твою! Очнись! Мы больше не на вашей базе, мы даже не в Никольске, чтоб его… Никаких складов у нас за спиной больше нет. Мы сейчас в полной «автономке» и на полном самообеспечении. И шуровать нам в таком режиме черт знает сколько и черт знает куда! Платить за все и всех будет кто? И чем?
Ага, вот теперь, похоже, уяснил, но идея снимать штаны и берцы с покойников ему явно не по нраву. Впрочем, прямо скажу: его мнение меня сейчас вообще не интересует. Ишь, брезгливый какой… Не разувал ты, сынок, налетчиков с Пустошей, что не первый день, а то и не первую неделю по лесам куролесили. Вот где духан был – птицы на лету падали. И то ничего. В ручейке проточной ледяной водичкой и пучками прошлогодней травы отмыл, слегка по дороге просушил на солнышке и вполне нормально продал. А на вырученные, пусть и небольшие, деньги жратвы и патронов себе купил. Первой необходимости предметы в наше время.
Собранное с трупов барахло увязали в крупный кособокий узел, вместо мешка использовав старую плащ-палатку с разлохматившимися краями, выгоревшую на солнце. На ней с комфортом лежал, нас ожидая, ныне покойный Артем Шлык, а когда недоброе почуял, очень удачно скатился, на брезент всего несколько крупных капель крови попало.
– Эй, на полянке! – громко свистнув, прокричал я. – А ну-ка, ноги в руки и бегом к нам. Вечер все ближе, а нам еще топать и топать!
– И куда теперь? – переводя дыхание, спросил прибежавший первым Миша. – Назад, в Мантурово?
– Вот с этим? – Я скептически заломил бровь, кивнув сначала на здоровенный узел барахла в руках Ивана, а потом приподняв и слегка встряхнув в руке «букет» стволов, ремни которых сжимал в кулаке. – Ну-ну, чтоб у нас там еще какие-нибудь кровники объявились, вещички своих родственников или друзей опознавшие?
– Но ведь Селиванов сказал…
– Селиванов высказал мнение руководства ополчения, а не всего населения Мантурово. И только по поводу гражданина Шлыкова. А тут еще двое нарисовались, фиг сотрешь. Так что нечего судьбу дро… – Я вовремя опомнился, бросив короткий взгляд на Яну. – Кхм… испытывать.
– Тогда какие планы? – сделав вид, что ничего не заметила, интересуется та.
– Уходим километров на восемь-десять, находим подходящее местечко, ужинаем, ночуем… А завтра поутру в обход Мантурово двигаемся в сторону Шарьи. Там тракт оживленный, попробуем поймать какую-нибудь попутку. Повезет, так до самого Кирова. Благо заплатить есть чем… Да, и еще…
Обвожу взглядом компанию своих работодателей, вмиг притихшую, явно отреагировавшую на похолодевший тон последней моей фразы.
– Послушайте-ка старого меня. Всем объявляю «минус один зашибись», а тебе, – не выдержав моего тяжелого взгляда, Иван будто в землю врастает, – еще и выговор. Пока – устный. Следующий будет с занесением. Сразу в грудную клетку. Уяснил?
– А нам за что? – ляпнул и, по лицу вижу, тут же об этом пожалел Миша.
– За то, что были рядом, все видели, но товарища от глупого поступка не удержали. Запомните, ребятки: мы тут сами по себе, друг о друге не позаботимся – так и пропадем ни за грош. Короче, еще раз – и больше вообще ни разу. Все ясно?
Вся честная компания понуро согласно мотает гривами.
– Сан Саныч, а сколько вам лет? – интересуется вдруг ни с того ни с сего Янка.
– Много, золотце, старый я уже. Целых сорок три.
– И правда, старый, – на полном серьезе, чуть подумав, высказывается она в пространство, словно ни к кому не обращаясь.