Безжалостные боги

Но Надя все еще чувствовала кровь на своих руках. Теплую. Малахии. Вот только она принадлежала калязинскому чудовищу. Да и сколько времени пройдет, прежде чем Малахия сам набросится на нее, а ей придется давать отпор?

Правда, она сомневалась, что сможет это сделать снова. Нет, она никогда не сможет этого сделать.

Она не знала, что уготовано для них в будущем. Ведь теперь на них висел темный рок. Возможно, это самое худшее, что могло с ними случиться. А может, худшее еще впереди.

Калязинские чудовища больше не нападали на нее, словно их удерживала в стороне чья-то более сильная воля. Но она встречала их. Лешего, сидевшего на камне для жертвоприношений и провожающего ее взглядом. Огромного и первозданного медведя, который неуклюже пробирался сквозь лес в том же направлении, что и она. К горе. Все ближе и ближе к горе.

Сейчас ею владело лишь желание поскорее добраться до горы. Обители богов. Источника божественных сил.

Навьей пасти.

Надя подавила страх, потому что он порожден транавийскими сказаниями, а не ее знаниями. Она была калязинкой и благословлена богами. И хотя они могли лишить ее этого, Надя не собиралась сдаваться.

Она ползет обратно к своей богине.

Она сокрушила парня, которого любила. Вонзила кинжал ему в сердце. И он все еще скитался по этому лесу, оставаясь, наверное, самым опасным чудовищем среди всех. Вдобавок Надя оставила его разбираться со всем произошедшим самостоятельно, потому что впереди ее ждали великие свершения.

Но сначала ей следовало добраться до Болагвои. Так что ей оставалось лишь переставлять ноги и идти вперед.

Серефин Мелески

Это пожирало его.

Ему как-то удалось добраться до того места, куда его вел Велес, и тяга в груди стихла. Порой на мгновение ему удавалось рассмотреть мрачный и темный лес, прежде чем деревья сменялись костями.

Серефин опустился на землю от усталости. Он так долго сопротивлялся. И ему хотелось лишь спать. Да и что плохого случится, если он уснет? Ничто не причинит ему вреда – он нужен богам, нужен для того, чтобы разбудить тех, кто так долго спит.

Так что Серефин лег.

Лес изголодался. Он понимал, кто вошел в него. Знал, что те огромные силы, что таились внутри, вокруг, между и под его деревьями, строили грандиозные планы относительно тех мелких козявок, что недавно пересекли его границы. Но Серефин не понимал, как он мог чувствовать лес. Он закрыл глаза и даже не заметил, как его руку начал обрастать мох. Как корни деревьев оплели его ноги, прижимая все ближе и ближе к мягкой земле. И вдруг он ощутил голод, исходящий от всего, что его окружало. Царапающий, нестерпимый голод пожирал Малахию изнутри. Подобную боль испытывало каждое существо, называющее себя богом, считающее себя старше самой земли. Она рождалась желанием чувствовать себя нужным и желанным, а также стремлением помочь, несмотря на то, что они находятся далеко и могли лишь высказывать свою волю, переживать и терпеливо ждать.

Мох расползался по руке Серефина.

И именно этот голод сейчас охватил молодого короля. Он ощущался так неестественно, так чуждо. Но на секунду он осознал, каково быть Надей, кем-то, кто принимает свое положение в иерархии силы, которая настолько обширна, что в ней сложно разобраться.

Он осознал, каково быть Малахией, который жаждет большего и пытается расставить все части по местам, чтобы потом понаблюдать, как они падают. Который всячески стремился стать кем-то сильнее смертного, кто знал эту боль, но все же не отступал и продолжал смотреть, как все рушится на землю, в надежде, что стоит продвинуться немного вперед, как все будет в порядке.

Он почувствовал Кацпера, его панику, растерянность и неослабевающую любовь к нему, хоть и не мог понять, чем заслужил эти чувства. Чувствовал Париджахан – королеву, – которая успокаивала себя, напевая песню. Она сделала свой выбор и повернулась спиной к собственной стране. Чувствовал царевну, которая шла по лесу с таким спокойствием, которому бы позавидовали другие. Она понимала, что это место не навредит ей, ведь прекрасно знала, какая ей уготована участь.

Серефин погрузился еще глубже.

А следовало ли продолжать бороться?

Он же Серефин Мелески, и вся его жизнь прошла в борьбе, а теперь лес забирал все остальное… Велес с бездонными глазами, взирающими из черепа оленя, отнимал все больше и больше своими длинными бледными пальцами. Он расчленял Серефина на пригодные кусочки и подталкивал все дальше и дальше вниз, пока над ними не возвысились деревья. Пока Серефин не стал пустотой и частью леса. И это происходило снова и снова. «Но как это могло происходить снова?»

Он слишком устал, чтобы сопротивляться. И позволил этому случиться.

И именно отказ от сопротивления стал ключом. Чтобы пробудить тех, кто спал тысячи лет, не требовался какой-то кардинальный, драматический шаг. Только смирение. Требовалось, чтобы один парень сказал, что с него хватит, и опустил руки.

Чтобы он позволил лесу разорвать себя на части.