Безжалостные Существа

— Нью-Йорке? — спрашивает Ставрос, его голос становится чуть резче. — Где именно?

— Во всех пяти районах. Но в первую очередь в Манхэттене. — При этом мягкая улыбка трогает его губы. — Вот откуда я.

Вырос? Разве он не имеет в виду, что он там вырос?

Алексей и Николай переглядываются.

Мы со Слоан обмениваемся взглядами через стол.

Кейдж и Ставрос больше ни на кого не смотрели.

Голос Кейджа лишён каких-либо эмоций, когда Ставрос произносит:

— Я тоже родом с Манхэттена. Возможно, я знаком с твоей семьёй. Как твоя фамилия?

Будучи сытой по горло всем, что, черт возьми, непонятного здесь происходит, решаю ответить за него.

— Портер. Верно, Кейдж?

Немного помолчав, Кейдж тихо произносит:

— Портер – это англизированный вариант. Когда мои родители перебрались в эту страну из России, их фамилия была Портнов.

Внезапное оцепенение, напавшее на Ставроса, Алексея и Николая, подобно арктическому холоду.

Ставрос шепчет с побелевшим лицом:

— Казимир?

Кейдж не отвечает. Лишь улыбается.

Через мгновение с белым, словно мел, лицом, Ставрос произносит по-русски придушенным голосом:

— Я извиняюсь. Я не хотел вас оскорбить.

Кейдж отвечает царственным кивком головы.

— Извинения приняты. Давайте, наконец, поедим.

Я слишком занята складыванием двух с двумя, чтобы просто есть.

У меня всегда было не очень хорошо с математикой, но это уравнение слишком очевидно, чтобы упустить его из виду, даже для меня.

Когда Кейдж признался мне, что он преступник, он уж точно не имел в виду обычного преступника. Среднестатистический преступник не покупает дома за наличные, не управляет собственным самолётом и не пугает до смерти трёх чуваков, которые выглядят так, будто пугают до смерти всех остальных.

Среднестатистический преступник не понимает по-русски.

Преступность, с которой связан Кейдж, является организованной.

И, судя по всему, он руководит организацией.

Я облизываю губы, сердце бешено колотится. Заметив моё внезапное беспокойство, Кейдж протягивает мне стакан с водой и командует:

— Выпей.

Я залпом выпиваю содержимое стакана, жалея, что это не водка.

Тем временем Слоан наблюдает за разворачивающимися событиями так, словно сидит в первом ряду на бродвейском спектакле, билеты на который она успела урвать за несколько месяцев до премьеры.

Нет ничего, что девушка любит больше, чем драму.

Кроме, разве что, мужского члена. Плюс немного драмы.

Слоан радостно говорит:

— Ну, разве это не весело! Вы, ребята, знаете друг друга! Мир тесен, не правда ли?

Трое русских не издают ни звука.

Кейдж усмехается.

Я сижу неподвижно и стараюсь не допустить, чтобы мои мозги растеклись по всему платью.

Кейдж состоит в мафии.

Первый мужчина, к которому у меня возникли чувства за последние пять лет, – русский мафиози.

Если бы не неудача, то об удаче можно было бы вообще забыть.

Подходит официант, чтобы принять наши заказы на напитки. Кейдж велит ему принести карту вин. Затем он заказывает два бокала каймусского шардоне для меня и Слоан. Это то же самое вино, которое мы пили в «Даунриггерс» в тот вечер, когда я впервые встретила его.

У меня складывается впечатление, что он мало что упускает из виду.

Такое качество весьма полезно в его работе.

Когда официант спрашивает Ставроса, что бы он хотел выпить, он говорит ему, что он и его спутники будут пить то же, что и Кейдж.

Когда официант уходит, за столом воцаряется тишина. Я бы сказала, что повисает неловкое молчание, но русские и я – единственные, кто кажутся неуверенными. Кейдж выглядит как король на вечеринке своих придворных, а Слоан выглядит так, словно проводит лучшее время в своей жизни.

Она опирается локтем на стол и улыбается ему.

— Мне нравятся твои кольца, Кейдж. Этот череп крутой.

Он пристально смотрит на неё. Через мгновение Кейдж делает короткий выдох через ноздри. Это смех, но такой, который, кажется, говорит о том, что он понимает, что она – проблема.

— Спасибо.

— А это что? Этот, с печаткой.

Кейдж снимает перстень с пальца и протягивает ей. Слоан берет его, затем рассматривает, скривив губы.

— Memento mori, — читает она. — Что это значит?

— Помни о смерти.

Поражённая, она поднимает на него глаза. Русские по обе стороны от неё сидят совершенно неподвижно, их лица ничего не выражают, а позы напряжены.

Я тоже сижу неподвижно, но моё сердце определённо не в порядке. Оно вот-вот вырвется прямо из моей груди.

Слоан морщится.

— Помнить о смерти? Это отвратительно.

— Это латынь. В буквальном переводе это означает «Помни, что ты должен умереть». Легенда гласит, что древнеримские императоры нанимали рабов, которые шептали это им на ухо во время парадов победы, чтобы напомнить им, что земные удовольствия мимолётны. Что каким бы могущественным или великим ни был человек, смерть, в конце концов, настигнет его.

Кейдж переводит взгляд на Ставроса. Его губы приподнимаются в лёгкой улыбке.

— Смерть, в конце концов, находит нас всех.