— Ты здесь для того, чтобы устроить мне головомойку за то, что я слил грязный семейный секрет, правильно? — он скрещивает пальцы в движении «давай, ну же».
— Это был ты?
— Она не сказала тебе?
— Я подумал, что Холланд просто стало интересно, и она это изучила. Старик, у тебя язык без костей.
— Так и есть. Мне следует прекратить это делать.
— Должно быть хорошая идея.
— Ты пьян?
Я раздражённо издаю удивлённый смешок.
— Что? Нет. Сейчас даже не полдень, пап. Какого чёрта?
Он поднимает руки вверх, ладонями вперёд, и слегка пожимает плечами.
— Просто пытаюсь выяснить, почему ты не слетел с катушек из-за этого.
— Потому что я не злюсь.
— И почему?
— Не знаю, — отвечаю я честно. — Полагаю, я рад, что она знает.
— Хух, — вздыхает он.
— Я всё испортил, пап.
Он качает головой.
— Ну, тогда какого чёрта ты здесь делаешь? Иди, исправь это, осёл.
Я придвигаюсь вперёд, располагая локти на коленях, и пялюсь вниз на свои чёрные туфли на фоне его серого ковра.
— Я хочу. Я собираюсь. Но боюсь, что снова облажаюсь, если не разберусь со своим дерьмом.
Он кивает.
— Так и будет. Так что разберись со своим дерьмом.
— Как? Как ты принял и справился с этим так легко?
— Потому что знал, что не могу изменить этого, Дженсен. Ты всё ещё пинаешь ту мёртвую лошадь. Отпусти это. Время, что у тебя осталось, ускользает. Проведи его благоразумно.
— Я не знаю, как это сделать.
— Ты знаешь, — говорит отец непреклонно. — Ты нашёл ту, кто заставляет тебя забыть, что ты несчастен и, в конечном счёте, ты им не будешь. Ты уже выполнил тяжёлую часть. Ты нашел её. Теперь тебе просто надо достать голову из задницы и вернуть девушку обратно.
Глава 40
Я наблюдаю за ним на протяжении нескольких минут.
В течение ста восьмидесяти секунд я вглядываюсь в эти великолепные карие глаза. Позволяю скользить взгляду по его безупречной, бронзовой коже. Фантазирую о его привлекательных губах и обо всём, что я знаю, он может ими делать.
На протяжении ста восьмидесяти секунд он пробуждает во мне самые тёмные желания и фантазии. Именно тогда, когда я была так близка к тому, чтобы поддаться своей грусти, я увидела его, и с тех пор не в состоянии отвернуться.
Он тоже смотрит на меня, пока я смешиваю его напиток, аккуратно добавляя вторую вишенку, так как ему нравится.
Я медленно иду к нему, с целью перегнуться через стол, чтобы поставить его стакан. Дженсен хватает меня за запястье поверх манжета. Своим большим пальцем он накрывает остальные, крепкие и сильные пальцы, впиваясь взглядом в мои глаза. По тому, как он смотрит на меня, как сжаты его пальцы, я клянусь, он вспоминает, как я выглядела, привязанная к его кровати. Я дрожу, потому что тоже это помню.
— Мы можем отойти куда-нибудь? — спрашивает Дженсен, его голос низкий и хриплый, почти рычащий. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Да. У меня всё равно должен сейчас быть перерыв. Мы можем выйти через заднюю дверь.
Он тянется к стакану, достаёт одну из вишен и кладет её в рот. Я слежу за его движениями, когда он, отталкивая стул, поднимается. Дженсен ждёт, чтобы последовать за мной, но мне требуется секунда, чтобы начать двигаться. Прошло всего несколько недель, но, кажется, что месяцев, с тех пор как мы находились так близко. Я глубоко дышу, наполняя его запахом свои лёгкие.
Дженсен оглядывает меня с головы до ног и обратно. Я чувствую его взгляд, словно прикосновение, и это заставляет меня дрожать. Я знала, что скучала по общению с ним. Но до этого момента не понимала, что и моё тело скучало по нему так же сильно.
— Сюда, — выдыхаю я и веду его через коридор и дверь в небольшой переулок. Я обхожу огромную кучу ящиков и коробок, направляясь прямо под освещение. Я прочла, что одной из первых серьёзных проблем у людей, страдающих пигментным ретинитом, является потеря ночного зрения, и я хочу убедиться, что он может меня видеть. И если быть честной, то я тоже хочу отчётливо его разглядеть. Я так чертовски сильно скучала по его лицу.
Дженсен прислоняется плечом к кирпичной стене, скрещивая руки на груди. Поза адски сексуальная, и я хочу забыть о последних нескольких неделях и полностью его поглотить.
— В тот день, когда у меня начали проявляться симптомы, я сразу решил, что никогда не заведу семью. Я знал, что ни за что не женюсь, потому что никогда не буду иметь детей, и это будет нечестно по отношению к моей жене. Я понимал, что у меня ни в коем случае не будет детей, потому что не хотел продолжать проклятье и передавать его моему ребенку. Не хотел, чтобы кто-то рассказывал мне, как выглядит мой ребенок. Никогда. И я не хотел, чтобы мой сын или дочь обижались на меня так же, как и я, пеняя на своего отца.
Его речь сбивает меня с толку. Я была так поглощена своим счастьем от того, что вижу его, и отвлечена похотливыми мыслями, что была не готова к его откровенности и открытости со мной.