Беззумный Аддам

А даже если бы шприц попал к нему в руки, что толку? Попробовать его на себе? Воткнуть в какого-нибудь лемминга?

— Ну все-таки, можно было бы его держать при себе на случай крайней нужды, — говорит Зеб.

— Крайней нужды? — Тоби улыбается в темноте. — А это была не она?

— Нет, настоящей нужды. Например, если бы я на кого-нибудь наткнулся там в тундре. Вот это была бы чрезвычайная ситуация. Скорее всего, это оказался бы какой-нибудь псих.

— А веревочки там не было? — спрашивает Тоби. — В карманах. Веревочка всегда пригодится. Бечевка или тонкий трос.

— Веревочка. Да, точно, теперь я вспомнил. И моток рыболовной лески с крючками, мы все носили такую с собой. Зажигалка. Мини-бинокль. Компас. Всем этим нас экипировал «Медведелёт». Бойскаутское барахло, азы выживания. Правда, я не стал брать у Чака компас, у меня уже был один. Зачем мне два компаса?

— Энергетические батончики? — спрашивает Тоби. — Полевые рационы?

— Да, один-два говенных энергобатончика с фальшивыми орехами. И пакетик леденцов от кашля. Я все это взял. И еще.

Он делает паузу.

— И еще что? Продолжай.

— Ну ладно, но я тебя предупреждаю: это гадость. Я прихватил кусок Чака. Отрезал карманным ножом. Отпилил кое-как. У Чака была складная водонепроницаемая куртка, в нее и завернул. Мы все знали, что на Бесплодных равнинах есть особо нечего — нам об этом говорили на инструктаже. Кролики, земляные белки, грибы, но у меня не было бы времени искать все это. И вообще, если питаться только кроликами, можно умереть с голоду. Они это так и называли — «кроличий голод». В них нет ни капли жира. Это как та самая диета, как ее. Которая из одних белков. Тело начинает растворять собственные мышцы. Сердце истончается.

— А какую часть Чака ты взял? — спрашивает Тоби. Она удивлена, что не чувствует брезгливости: а ведь когда-то брезгливость еще была доступной роскошью.

— Самую жирную, — отвечает Зеб. — Бескостную. Ту, которую взяла бы и ты. И любой другой здравомыслящий человек.

— А совесть тебя не мучила? Слушай, хватит похлопывать меня по попе.

— Почему? Нет, не очень мучила. Он бы сделал то же самое. А поглаживать можно? Так лучше?

— Я слишком тощая, — говорит Тоби.

— Да, немножко амортизации не помешало бы. Я принесу тебе коробку шоколада, если достану. Надо тебя откормить.

— И цветов. Давай ухаживай как положено, по полному списку. Я уверена, что для тебя это будет первый раз.

— Я могу тебя удивить. Мне случалось в жизни подносить букеты. Своеобразные.

— Давай рассказывай дальше, — говорит Тоби. Ей не хочется думать о букетах Зеба — ни о том, какого рода были эти букеты, ни о том, кому он их преподносил. — Вот ты сидишь. Вдали стоят горы, рядом лежит Чак — частью на земле перед тобой, частью у тебя в кармане. Сколько было времени?

— Часа три дня. Может, пять. Черт, а может, и восемь — в это время там еще светло. Я потерял счет времени. Была середина июля, я уже говорил? Летом в тех широтах солнце почти не заходит. Вроде как приседает за горизонт, оставляя такую красивую красную каемку. И через несколько часов опять выходит. Те места южнее Северного полярного круга, но все равно так далеко на север, что там тундра: двухсотлетние ивы как растущие вбок виноградные лозы, а все цветы цветут разом, потому что лето там длиной всего недели две. Хотя в тот момент мне было не до цветов.

Он подумал, что лучше убрать Чака с глаз долой. Снова надел на него штаны и засунул тело под крыло топтера. Поменялся с ним ботинками — тем более что у Чака ботинки были лучше, и размер более-менее подходил — и высунул одну ногу наружу, пускай издали кажется, что это Зеб там лежит. Он решил, что если погибнет, ему будет комфортней существовать — во всяком случае, на ближайшее будущее.

Когда в штаб-квартире «Медведелёта» заметят, что связь с бортом потеряна, они обязательно пошлют кого-нибудь на поиски. Скорее всего, ремонтников. Те увидят, что ремонтировать уже нечего и что никто не сидит рядом с обломками, размахивая белым платочком и посылая в небо ракеты, и улетят обратно. Таков был этический принцип организации: не тратить топливо на покойников. У Матери-Природы все пойдет в дело. О погребении позаботятся медведи, волки, росомахи, вороны и иже с ними.

Но медведелётчики — не единственные, кто прилетит посмотреть. Операцию мозгового захвата Чак проводил явно не с ведома «Медведелёта»: иначе действовал бы прямо на базе, и у него были бы помощники. И от Зеба уже осталась бы только лоботомизированная шкурка, брошенная в каком-нибудь зомби-городке, где выработаны все шахты и выкачана вся нефть — ходячий труп с фальшивым паспортом и без отпечатков пальцев. Хотя, скорее всего, они и это не потрудились бы сделать — ведь Зеба и так никто не хватится.

Значит, наниматели Чака сидят не в «Медведелёте», а где-то еще. И оттуда они звонили. Но где это? В Норман-Уэллсе, в Уайтхорсе? Где угодно, лишь бы там взлетная полоса была. Зебу следовало немедленно убраться от места крушения как можно дальше и найти убежище, прикрытое с воздуха. А в практически голой тундре это не так просто.