Беззумный Аддам

Здесь, в затишке, ивы росли ему по плечо. Травы, кустарник. Мухи, мошка, москиты. Говорили, что от них карибу иногда сходят с ума. И тогда бросаются в торфяную жижу заболоченных озер, дрейфуют, гребя широкими копытами-снегоступами — бег в никуда. Зеб попрыскал на себя репеллентом от насекомых, но не слишком щедро: репеллент придется экономить. Зеб шел на запад, где, насколько он помнил — во всяком случае, ему казалось, что помнил, — он должен был наткнуться на бывшую трассу Канол. От нее мало что осталось, но он летал здесь и вроде бы видел с воздуха, что на трассе еще стоят какие-то строения. Там барак, тут один-два сарая.

Он взял направление на покосившийся телеграфный столб — старинный, еще деревянный. У столба обнаружился ком колючей проволоки и скелет карибу, запутавшийся в нем рогами. Дальше — бочка из-под нефтепродуктов, потом еще две бочки, потом красный грузовик в почти идеальном состоянии, но без шин. Наверняка их забрали местные охотники, увезли на своих полноприводных машинах, давно, когда люди еще могли позволить себе топливо для поездок в такую даль за дичью. У грузовика были округлые линии, сглаженный силуэт, характерный для 1940-х, когда строилась дорога. Какому-то чиновнику во время Второй мировой пришло в голову транспортировать нефть на материк по трубопроводу, в обход подводных лодок, курсирующих вдоль побережья. На постройку дороги привезли толпу солдат с юга, в основном черных. Те никогда не сталкивались с холодами ниже нуля, пятидневными буранами и круглосуточной темнотой; бедняги, должно быть, решили, что попали в ад. Согласно местным легендам, треть из них сошла с ума. Зеб их вполне понимал — здесь легко сойти с ума даже и без буранов.

Одна нога уже болела — наверняка пузырь, но Зеб не мог себе позволить остановиться и посмотреть. Он ковылял по мятой крошащейся ленте дороги, держась поближе к кустам и все время косясь на небо, и набрел на барак. Длинное низкое здание, деревянное, без двери, но с крышей.

Скорей в полумрак. И ждать. Было очень тихо.

Листы металла, словно со свалки, обломки дерева, ржавая проволока. Вон там, наверное, стояли койки. Вспоротое, разодранное кресло. Корпус радиоприемника — округлый, словно каравай хлеба, характерный дизайн сороковых. Круглая ручка еще на месте. Ложка. Останки печки. Запах гудрона. Солнечный луч пробивается через трещину крыши, и в нем танцуют пылинки. Волокна давно ушедшего отчаяния, выгоревшей добела скорби.

Ждать было хуже, чем идти. Его тело местами пульсировало: ноги, сердце. Он дышал оглушительно громко.

Тут ему пришло в голову: а что, если на нем самом жучки? Что, если Чак постарался — так, на всякий случай: дождался, пока Зеб на что-нибудь отвлечется, и подсунул ему в задний карман мини-передатчик. Если так, то его песенка спета; они прямо сейчас слушают его дыхание. Они даже слышали, как он пел. Они его запеленгуют, пальнут мини-ракетой, и привет.

Ничего не поделаешь.

Он не знал, сколько прошло времени — наверно, около часу, — когда вдали показался низко летящий орнидрон. Да, с северо-востока; значит, из Норман-Уэллса. Орнидрон подлетел прямо к месту аварии и сделал пару заходов, передавая изображения на базу. Тот, кто сидел на базе и управлял им, видимо, принял решение. Орнидрон выстрелил в сломанное крыло, под которым лежал Чак. Залпов было несколько. Потом орнидрон взорвал все, что осталось от топтера. Зеб как будто слышал переговоры за пультом: «Ни один не выжил. Ты уверен? Не может быть. Оба? Ну наверное. В любом случае сейчас там уже точно никого не осталось. Выжженная земля».

Он затаил дыхание, но дрон не полетел по следу уплывшего жилета и не обратил внимания на допотопный барак у старинной трассы; он развернулся и улетел туда, откуда прибыл. Должно быть, они хотели попасть на место первыми и замести следы до появления ремонтников из «Медведелёта».

Ремонтники, конечно, появились — как обычно, не спеша. «Ну шевелитесь же, — думал Зеб. — Я есть хочу». Они зависли над останками топтера, наверняка восклицая «О Боже!», «Бедняги» и «У них не было ни единого шанса». Потом они тоже улетели — обратно в направлении Уайтхорса.

Спустились красные сумерки, сгустился туман, и похолодало. Зеб развел костерок, подложив металлический лист, чтобы не сжечь весь барак — костер был внутри барака, чтобы дым поднимался к потолку и рассеивался. Никаких предательских столбов дыма. Зебу удалось чуть-чуть согреться. Потом он приготовил еду. И поел.

— Вот так просто? — спрашивает Тоби. — Как-то очень быстро все получилось.

— Что?

— Ну, все-таки… Я хочу сказать, что…

— Ты хочешь сказать, что это было мясо? Вдруг решила встать в позу добродетельной вегетарианки?

— Не вредничай.

— Или ты хотела, чтобы я сперва прочитал молитву? Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты сотворил Чака таким дебилом и через него уготовал мне пищу благодаря его самопожертвованию, похвальному, хотя и совершенно непреднамеренному и проистекшему из его собственной глупости?

— Ты шутишь.

— Тогда не прикидывайся первой вертоградаршей.