На одной из этих книг опять нашлась пчелка. Пчела-ключ-меч выцветшими чернилами вдоль задней обложки под наклейкой со штрихкодом.
Все это странно до несусветности. И это не то чтобы хорошая, симпатичная какая-нибудь странность. Нет. Симпатичные странности я как раз люблю.
Пришлось закрыть свой аккаунт на видеостриминге “твич”, потому что кто-то без устали там спамит, шлет мне пчелок.
И еще я получила сообщение на телефон от неизвестно кого, где говорится:
На это я ничего не ответила.
А все мои сообщения З. или мне от него – исчезли.
Сын предсказательницы судьбы сидит в кресле, окруженный со всех сторон позвякивающими ключами, в лесу, под звездным небом, и беседует с женщиной, сделанной из снега и льда.
Поначалу он в растерянности, что же ей рассказать.
Рассказчиком он себя никогда не считал.
Вспоминает те истории, на которых он вырос, мифы, сказки и комиксы.
Вспоминает “Сладостные печали”, как там описан экзамен, который полагалось сдать перед тем, как получишь право называться хранителем, когда надо рассказать любую историю, только не свою собственную, но у него нет никакой истории.
Он не подготовился. Не потренировался.
Однако ж просьба не ставит ему ограничений.
Буквально: какую хочешь, такую и расскажи.
И вот Закери начинает, поначалу запинаясь, но постепенно входя в тон, как будто перед ним старый друг, и посиживают они в знакомом баре, который неярко, в самую меру освещен, и коктейли правильно смешаны, а вовсе не в холодном кресле в заснеженном сказочном лесу, адресуясь к безмолвному истукану.
Начинает он с того, как мальчик одиннадцати лет, возвращаясь из школы, увидел в переулке нарисованную на стене дверь, и описывает ее во всех подробностях, вплоть до замочной скважины, зияющей чернотой. Он рассказывает, как мальчик не решился открыть дверь. Не решился, и потом долгие годы жалел об этом, и в самые неожиданные моменты вдруг думал об упущенном случае, рассказывает, как воспоминание о двери преследовало его и преследует по сию пору.
Он рассказывает ей, как, переезжая с места на место, нигде не чувствовал себя дома, как, где бы он ни был, ему вечно хотелось оказаться где-то еще, предпочтительно в месте придуманном, вымышленном, описанном в книжке.
Он рассказывает ей, как волнует его то, что все это ничего не значит. Что все это не имеет значения. Что тот, кто он есть, или тот, кем он себя считает, – это просто набор отсылок на произведения искусства, созданные другими людьми, а он придает такую важность сюжету, смыслу и структуре, так стремится к тому, чтобы решительно все в его мире было аккуратно, по полочкам, а так не бывает и, боится он, никогда не будет.
Он рассказывает ей то, о чем никогда никому не рассказывал.
О человеке, который разбил ему сердце, и разбивал его так мучительно долго, что он совсем разучился отличать боль от любви, и теперь, когда столько времени уже миновало, всякий раз, когда он пытается разобраться в своих чувствах, приходит к выводу, что чувствует пустоту.
Он рассказывает ей, как после этого университетская библиотека стала для него спасением, как всякий раз, чувствуя, что падает духом, он шел туда, брал новую книгу и проваливался в нее, на время становясь каким-то совсем другим человеком. Он подробно описывает библиотеку, не забыв упомянуть хлипкую проводку и ненадежные лампочки, как он нашел там на полке “Сладостные печали” и как этот момент, несомненно знаковый, как выражается его мать, сказался на последующих моментах его жизни.
Он читает ей из “Сладостных печалей”, полагаясь на память, когда звездного света недостает, чтобы разобрать слова. Пересказывает сказки из книги Дориана, про замки, мечи и сов, про потерянные сердца, про утраченные ключи, про Луну.
Рассказывает, как ему казалось, что он в вечном поиске, и как часто думал он о той двери, которую не открыл, и как разочарован был, войдя наконец в другую нарисованную дверь, и это чувство все еще не ушло, но все-таки был момент – тогда, в золоченом бальном зале, сохраненном во времени, – когда оно на мгновенье исчезло. Он нашел то, что искал, – человека, а не место, конкретного человека в конкретном месте, но затем и момент прошел, и человек с местом исчезли.
Он пересказывает все, что последовало за тем, от рухнувшего лифта до голосов в темноте, до того как в святилище нашелся Саймон, сюртук которого сейчас на нем, и как сквозь снегопад, не зайдя на фантасмагорическую вечеринку, ведомый оленем, он попадает в лес и приносит свою историю на поляну, на которой они в настоящее время находятся, и описывает все, что видит, вплоть до деталей парусников, вырезанных на ее платье.
Затем, исчерпав то, что он принес с собой, Закери принимается сочинять.
Размышляет, вслух, куда мог бы направиться один из замерзших кораблей на ее платье, и пока он говорит, корабль начинает двигаться и уплывает по ледяным волнам, прочь от Мирабель, дальше по снегу.