Беззвёздная дорога (СИ)

— Тебе будут… я хотел бы сказать очень рады, ну да ладно, — говорил Маэдрос по пути. — Я тебе в любом случае буду очень рад, и, может быть, нам повезёт и отец будет в кузнице и забудет про обед. Мама его всё равно отругала после последнего раза, так что вполне возможно, что он будет вести себя прилично, даже если ты не попадёшься ему на глаза. Ведь в любом случае ты же знаешь, что он это не серьёзно. — Маэдрос усмехнулся. – Ну, по крайней мере, не всё серьёзно!

— Маэдрос… — сказал Фингон, но Маэдрос его не услышал.

Они шли дальше, и Маэдрос держал руку Фингона в своей и говорил что-то приятное о всяких мелочах: о том, чем занимаются его родители, что говорит его дедушка, и про всяческие мелкие неприятности, в которые его братья или вляпались, или каким-то хитрым образом из них выпутались, а в самом худшем случае Маэдросу приходилось их вытаскивать. Он спросил про братьев Фингона, и про его сестру, и сказал, что Келегорм скучает по Аредэль; потом он на мгновение остановился и нахмурился, и внезапно стал рассказывать беспорядочный набор всяких историй про Келегорма и его собаку. В некоторых из этих историй Хуан был ещё щенком, в других — взрослым псом, и ни в одной из них тем могучим зверем, который сразился с Кархаротом. Фингон много не говорил. Он готов был заплакать. Много раз он думал о том, что им надо повернуть и он должен потащить этого Маэдроса обратно по этой дороге, в Лориэн, к вратам из слоновой кости, но его что-то удерживало. Маэдрос был не тот, кого он искал. Как же он мог отвести такого счастливого юношу обратно, к руинам его собственной жизни — жизни, от которой сам Маэдрос, более взрослый, в отчаянии бежал?

Серебряный свет Тельпериона всё ещё наполнял воздух; теперь, когда великое Древо достигло своего полного блеска, он был очень ярок: он был похож и одновременно непохож на дневной свет, ибо всё, чего он касался, окутывало сияние славы. Фингон уже смирился с тем, что будет вечно тосковать по этому свету —, но этот свет был здесь. Может быть, и ему самому возвращаться не надо. Может быть, это и был ответ: остаться здесь, в этом, ином месте: это было нечто большее, чем память, нечто меньшее, чем истина — место, где Деревья всё ещё сияли неосквернённым светом, и лишь крошечная серебристая речка нарушала тишину, смеясь по пути.

Только он это подумал, как Маэдрос дёрнулся и споткнулся, прервавшись на середине предложения, отпустил руку Фингона, чтобы вернуть равновесие.

— Извини! — сказал он. — От ветра что-то на лицо попало.

Он откинул волосы со лба и затем снова взял руку Фингона, но Фингон с сомнением посмотрел на него, ибо здесь не было ни малейшего дуновения ветерка.

И теперь он смотрел — он действительно смотрел, как будто бы он не вполне мог заставить себя сделать это раньше — он видел, что Маэдрос часто моргает и поводит глазами, как будто бы действительно дул какой-то сильный ветер, ветер, который чувствовал только он. Иногда он перекашивался и свободной рукой тёр глаза, или проводил рукой по волосам, как будто бы пытался избавиться от чего-то, чего Фингон не видел.

— Что такое? — сказал Фингон.

— Ничего! — ответил Маэдрос.

— Тебя что-то беспокоит, — сказал Фингон. — Пожалуйста, позволь мне… — Он потянулся — как раз в тот момент, когда Маэдрос сильно заморгал и снова повернул голову в сторону. Фингон провел рукой по волосам кузена. Когда он вынул руку из его волос, в пальцах его запуталась слегка липкая шелковистая нить, почти невидимая.

— Паутина? — спросил он.

— Я не знаю, откуда она берётся! — сказал Маэдрос.

Было почти невозможно увидеть этот кусочек паутины. Он был таким маленьким, таким тонким, и это было единственное, что не блистало в свете Тельпериона. Потом Фингон понял: нет, не единственное. Серая дорога, по которой он шёл от врат Лориэна, тоже не сияла.

Маэдрос разочарованно вздохнул.

— Ещё одна! — сказал он и провёл рукой по лицу, чтобы снять её. Фингон оглянулся, но так и не увидел, откуда берётся паутина. Его самого ни одна пока не коснулась.

— Я буду рад добраться до дома, — сказал Маэдрос. — Похоже, в это время года паукам раздолье — ну и пусть живут и радуются, только бы не лезли к другим.

Затем он перекосился и снова расчесал пальцами волосы; и когда он вынул руку, Фингон увидел что-то крошечное, чёрное, с множеством ножек в ладони его руки.

— Ой! — сказал Маэдрос и отшвырнул паука в траву. Он быстро заполз в тень колючего куста у дороги. Там, куда он направился, было какое-то движение, будто бы там были ещё пауки; и хотя это место было полностью на свету, свет не освещал его. И другие колючие кусты росли выше по берегу реки, и между ними простирались пятна тени.