Беззвёздная дорога (СИ)

— Да, огненный змий! Ну, по крайней мере, мы его так назвали, поскольку наш северный сосед не удосужился послать нам весточку по поводу своего последнего изобретения, и мы не знали, как он хотел бы, чтобы мы именовали сию тварь.

Маэдрос печально покачал головой.

— Он всегда был плохо воспитанным.

Фингон расхохотался.

— Ну да ладно, как бы его там не звали, теперь его можно называть нафаршированным стрелами — поскольку так это и было, и он побежал обратно в Ангбанд так быстро, как только могли нести его корявые лапы. И у всех остальных уже была возможность меня похвалить, так что я решил, что мне лучше приехать и повидаться с тобой. Я не хотел бы, чтобы ты в этом отношении уступил другим.

— Но я действительно чувствую, что меня обогнали, — сказал Маэдрос, — ведь я последний!

— Это всё потому что я такой хитрый, — сказал Фингон. — Раз уж ты последний, то мне никуда не надо спешить. То есть я могу некоторое время тут побыть — если, конечно, ты мне рад, — а у тебя будет время подумать, как же лучше всего меня превознести за эту победу.

— Можно послать весточку Маглору, — сказал Маэдрос, — он споёт об этом песню.

— Очень хорошо: но я хочу твоей похвалы, а не его!

— Мне редко удаётся сочинить такие красивые слова для моих похвал. Но я действительно очень рад видеть тебя здесь — столько, сколько ты захочешь тут пробыть — и у меня действительно будет время подумать!

И они вместе вошли в дом, и Фингона приветствовало и восхваляло огромное множество приближённых Маэдроса; они спрашивали, где остальные спутники Фингона.

— Они приедут, да, приедут; я поехал вперёд, — сказал Фингон, и многие рассмеялись. В большом зале были угощения и музыка. Маэдрос председательствовал на пиру и был чуть веселее, чем обычно; ибо выражение его лица было торжественным, но глаза смеялись. И Фингону это нравилось столько же — или даже больше — чем все восхищение и внимание, которые были обращены на него.

Время, кажется, несколько смешалось; наверное, пир продолжался так долго, как всегда продолжаются такие пиры, но Фингону показалось, что он как-то пропустил большую его часть. Теперь было уже поздно, и он шёл один вдоль знакомых залов, останавливаясь то тут, то там, когда его радостно приветствовали, как наследного принца и первого полководца нолдор — пока он не пришёл в частные покои Маэдроса. Сюда никто и никогда, кроме повелителя Химринга, не входил без приглашения — даже чтобы подмести полы и развести огонь; но Фингон не постучал.

Маэдрос что-то писал — быстро, небрежными, корявыми буквами; обращаться мечом левой рукой он выучился прекрасно, но если он хотел писать быстро, алфавит его отца ставил перед ним трудную задачу. Он поднял глаза, когда Фингон вошёл.

— Огненный змий, Фингон! — сказал он.

— Ну не смотри на меня так! На мне ни царапины, — сказал Фингон.

— Когда-нибудь будут!

— Может быть, и будут. Но всё-таки это лучше, чем малодушно бежать от зла Моргота.

— И правда, — сказал Маэдрос. — Прости меня; есть некий дух робости, который время от времени проникает в моё сердце — когда я устал и когда я чувствую страх за тебя. Но я воистину радуюсь твоей отваге. Хотя хвалы тебе я ещё не придумал.

— Я и без неё обойдусь, — сказал Фингон. Он взял перо из руки Маэдроса, и, не глядя, отложил его в сторону.

— Фингон, на моих записях клякса, — сказал Маэдрос.

— Я проделал весь этот путь сюда, и всё, что ты можешь сказать — «на моих записях клякса»?

— Всё остальное, что я мог бы сказать, ты уже знаешь, — сказал Маэдрос, — кроме похвалы тебе, а ты говоришь, что можешь без неё обойтись. — Он встал. На его губах была улыбка.

Фингон закатил глаза.

— Я не знаю, почему я тебя люблю, — сказал он. Маэдрос рассмеялся; и потом Фингон бросился в его объятия.

***

Потом, раскинувшись среди тканых одеял с яркими узорами, Маэдрос сказал:

— А на самом деле — сколько ты можешь тут пробыть?

— Ну… неделю, месяц. Полгода. Десять лет, — сказал Фингон, и положил голову Маэдросу на грудь. — Или сто лет. Или — на самом деле — навсегда. Можно только иногда вставать, чтобы перебить отряд или два орков. — Рука Маэдроса была в его волосах. Он уже раньше начал расплетать его косы — ему это всегда нравилось; а Фингону удалось его отвлечь до того, как он закончил — потому что это нравилось ему; так что теперь, конечно, косы и ленточки совсем перепутались. Фингону было всё равно.

— Не навсегда, Фингон, — сказал Маэдрос.

— Нет — но я останусь столько, сколько могу!

— Твой отец решит, что я тебя похитил.

— Да, так нельзя, конечно, — сказал Фингон. — Напиши ему письмо. Сообщи, что ты на мне женился.

— О да! — тихо сказал Маэдрос. Фингон чувствовал, что его трясёт от смеха. — Вот это, конечно, его успокоит!

— По крайней мере, он почувствует, что наконец кое-что понял, — пробормотал Фингон. — Тише! Ну не надо так громко смеяться. Я победил огненного змия, проделал очень долгий путь, и множество народу меня восхваляло, а теперь кажется, меня похитили, так что самое меньшее, что ты можешь сделать — это позволить мне отдохнуть.

Маэдрос снова провёл рукой по его волосам.

— Конечно же! — сказал он.