Беззвёздная дорога (СИ)

Маэдрос сидел здесь. Он был совсем один. Фингон обратился к нему по имени, но, кажется, он не слышал. Тогда он оглянулся и застыл, смущённый: ведь он был на дороге, и в то же время дорога, казалось, никуда не вела. Может быть, это был конец его пути?

— Маэдрос! — сказал он снова.

Но Маэдрос так и не пошевелился.

Он смотрел прямо на Фингона; он смотрел прямо сквозь него. Фингон повернулся и посмотрел через плечо, чтобы увидеть, что же так приковало взор Маэдроса. Но там не было ничего, кроме великой тьмы.

В верхнем углу комнаты, под сводом каменной крыши, маленький чёрный паук плёл свою паутину.

Прошло много времени. Фингон стоял тут, совершенно беспомощный, не зная, что делать, в конце дороги. Маэдрос смотрел в ничто.

Затем вошёл Маглор и медленно подошёл к брату.

— Маэдрос! — мягко позвал он его, точно так же, как это делал Фингон. Но теперь Маэдрос услышал призыв. Он моргнул, и затем слегка покачал головой.

— Может быть, сказать, чтобы принесли вина? — сказал Маглор. Он был ранен; его правая рука была сильно перевязана.

— Нет, — сказал Маэдрос.

— Тогда хлеба?

— Нет.

— Тебе лучше поесть и отдохнуть, — сказал Маглор.

— Ты это видел? — сказал Маэдрос.

Маглор ничего не ответил.

Некоторое время оба молчали. В этот момент Фингон снова попытался поговорить с ними — с ними обоими, — но ни один его не слышал. Он уже почти понимал, что они и не могут его услышать.

Потом Маэдрос стал говорить тихим голосом. Он изрёк проклятие. Страшными словами он проклинал предательство Людей и всего дома Ульфанга, и он называл предателей одного за одним и проклял их снова; и затем голос его затих, но его речь продолжил Маглор, и стоя рядом с братом, он холодным, гордым голосом произнёс третье проклятие — почти столь же могущественное, как любое из проклятий Феанора, дабы оно пало — снова и снова на тех, кто предал великий союз и привёл всё к уничтожению.

— Да будет так! — сказал он, закончив.

Но Маэдрос зарыдал, как маленький ребёнок. Он спрятал лицо в левой руке, и когда он поднял лицо, то взглянул на свою покалеченную правую руку, и заплакал ещё горше. Над ним маленький чёрный паук, закончив одну сеть, перебросил шелковую нитку к другому углу свода, и начал новое плетение.

Сердце Фингона разрывалось у него в груди, когда он увидел того, кого любил, в таком отчаянии. Ему хотелось броситься на колени, к ногам Маэдроса и взять его за руку; откровенно обратиться к нему, обещать ему утешение, и попросить его взять хлеб и вино, которые брат предложил ему. Но всего этого сделать он не мог. Когда слёз уже не осталось, Маэдрос заговорил тусклым голосом.

— Они втоптали его в пыль, — сказал он. Маглор посмотрел на него так, как будто бы хотел заговорить, но потом, кажется, передумал. — В болото из крови, которая вместе с жизнью оставила его; они повергли его на землю среди его знамён — и он был один; но он не боялся. Я знаю! Только не он!

Я боялся, — мог бы сказать Фингон. В самом конце — он боялся. Но братья не могли бы его услышать.

Маглор сделал то, чего не мог сделать Фингон, и взял Маэдроса за руку.

— Мы увидим, как он будет отмщён, — сказал он.

— Да, увидим! — сказал Маэдрос и страшно расхохотался. Он отнял руку и встал. — Так мы говорили и об Амроде, и об Аргоне, и о нашем отце, и о нашем дяде, и об Ангроде, и об Аэгноре; и о Финроде мы говорили то же самое; о каждом из нолдор, кто пали, защищая наш союз, покуда он длился, — а теперь он разбит, и всё превратилось в пепел! За нас отомстят? Нет, — наконец он отвернулся от того страшного, на что смотрели его глаза, и обернулся к Маглору. – Нет, никто не будет отмщён.

— Не надо так говорить! — сказал Маглор. — Отчаяние нам не поможет.

— Отчаяние? Скажи лучше — правда. Нам ничто не поможет. И всегда было так. Наш отец это понял перед тем, как умер. Мы выбрали себе врага, которого не можем победить — ни отвагой, ни силой оружия, ни дружбой, ни какой бы то ни было надеждой. Ну да довольно о нём! — почти выкрикнул Маэдрос. И потом он сказал снова, уже спокойнее:

— Хватит о нём.

— Маэдрос? … — сказал Маглор.

Маэдрос обвёл взглядом серую комнату. Фингон тоже осмотрелся, и теперь он увидел, как кругом множество мелких пауков, которые свили себе гнёзда в тенях потолочных сводов. Эти паутины пересекались друг с другом, и всё, что было вверху, превращалось в сеть; и Фингон подумал, что этого они и хотят, и что когда их сеть будет завершена, они сбросят её, как мог бы сделать рыбак, чтобы поймать то, что можно поймать.

— Помнишь то, что ты мне сказал там, над гаванью Лосгара? — сказал Маэдрос. — Что те, кто пришёл с нами в Средиземье, были тут, с нами, всем сердцем? Помнишь?

— Помню, — сказал Маглор.

— Но я ведь не был здесь всем сердцем всё время, — сказал Маэдрос. — Не был. Я пытался одновременно идти двумя путями, и в конце концов пришёл в никуда. Я вёл себя глупо.

— Ты был прекрасным вождём для нас…

— Разве?! И завёл в такое место! — Лицо Маэдроса исказилось от горя. Фингон едва его узнавал. – Нет, Маглор. Нет, ты был прав. И теперь моё сердце будет единым. Я теперь должен быть единым.

Маглор облизал губы и сказал тихо: