Беззвёздная дорога (СИ)

— Ты ищешь вора, — сказал он. Слова его падали тяжело, как камни. — Того, кто похитил свет, жизнь, и невинность, пока, наконец, посредством той драгоценности, что он похитил, он не понял самого себя, и поняв это, приговорил самого себя. Тот, кого ты ищешь, — трижды убийца, трижды проклятый, проклятый своим собственным словом, и он справедливо запечатан в тюрьму, которую создал себе сам. Ты ведь это знаешь.

— Я знаю, — сказал Фингон.

— И ты говоришь, что любил его.

— Да, — сказал Фингон насколько твёрдым голосом, насколько мог.

— И ты всё ещё его любишь?

Фингон сглотнул.

— Я не знаю, — сказал он. — Я не знаю.

Суровый хранитель, казалось, собрался что-то сказать, и Фингон быстро закончил:

— Но всё-таки даже злейшего своего врага я бы не оставил в таком месте.

И снова молчание — бесконечное, безжалостное.

Затем хранитель слева заговорил:

— Здесь ты ещё можешь встретиться с величайшим своим Врагом, — сказал он. — До начала Времени и за пределами его он предъявил свои права на это царство — и никакого другого у него не будет — даже если бы оно было в тысячу раз столь же благословенно, как был Эльдамар до убийства Деревьев.

Фингон почувствовал, как дрожь ещё более глубокого страха проходит через всё его существо.

— Так Моргот здесь?

— Конечно, он здесь, — сказал другой. — Сколько раз мы должны это говорить? Возвращайся назад!

Фингон снова сглотнул.

— Тогда тем более я должен идти вперёд, — сказал он. — Я не оставлю Маэдроса в царстве Моргота. Для этого я слишком любил его.

— Твоя любовь его не спасёт, — сказал суровый хранитель. — Ты думаешь, что Мелькора никто никогда любил? Его любили — его любили! Что падение Феанора по сравнению с его падением — падением того, кто стоял настолько выше его, как ты — выше полуросликов? А чем были его сыновья, как не тенями и отражениями своего отца? Пути вперёд нет. Иди обратно!

— Я не пойду обратно, — сказал Фингон.

Но врата были закрыты, и хранители оставались неподвижны; их копья были скрещены перед ним. Фингон стоял на месте. За ним лежала неровная и разорванная дорога — через целую жизнь — грех, творившийся в гордыне и сожаления, приходившие слишком поздно, где зловонный туман быстро расползался надо всем, и лишь отдельные пятна света пронизывали тьму, где царили пауки — берег реки в Валиноре, вечер в Химринге, два мальчика, которые спорили у окна, за которым был какой-то свет. И на всём лежала сеть паутины, и она постепенно забирала всё; и если хоть что-то оставалось, то это был дракон — может быть, и не один — бродивший во тьме. Вперёд пути не было. Но Фингон не хотел поворачивать обратно.

У него осталось несколько стрел. Но его душа в ужасе отшатнулась от этой мысли. Эти двое действительно были суровы, но они не казались злыми. Он подозревал, что образ величия Ирмо и Намо действительно был ближе всего к их истинной сути. Он не мог напасть на них. Даже если бы у него была воля, чтобы попытаться это сделать, это ничем ему бы не помогло.

— Возвращайся! — снова сказал суровый.

— Я не могу! — жалобно ответил Фингон.

Тогда внезапно он вспомнил о звёздном фиале на своей груди. Он полез за ним; оба хранителя стояли и смотрели на него. Он и сам не вполне понимал, что он ожидал от него, однако фиал дал ему Фродо Кольценосец — Фродо, который знал кое-что о Пустоте.

Он достал его. Фиал мягко блистал в его руке. Фингон смотрел на него. Он, конечно, видел уже его свет раньше, когда Фродо дал его ему. Он думал, что фиал невыразимо прекрасен. Но это было в Бессмертных землях – там, где любой, взглянув на запад в вечерний час или утром, мог быть благословен сиянием Эарендила, восстающего или уходящего на Запад, где любой, взглянув на небо в любое время дня и ночи мог видеть Солнце или Луну, или бесчисленные звёзды небесные, и там, где свет Деревьев всё ещё пылал последними отблесками в глазах Высших эльфов. Но здесь!.. Увидеть этот свет здесь, во тьме, которая никогда не знала благословения звёзд! Хотя это была всего лишь небольшая пригоршня света, лишь отражение отражения, запертое в фиале, Фингон, потрясённый, обрадованный, подумал, что до сих пор ничего не знал о свете. Он знал, что его увидит не только он, но и другие существа, и что многие из них возненавидят этот свет. Он не сомневался, что он привлечёт голодных пауков. И всё-таки он держал фиал в правой руке, и когда от этого в его сердце поднималась радость, свет Эарендила горел в фиале Галадриэль, как шар из белого хрусталя.