Он едва ли мог поверить, что собирается сделать это. Он почти что рассмеялся над собой. Кажется, всё-таки он сын своего отца. Прямо во тьму — бросить вызов Повелителю Тьмы! Но нет, не в ярости и не в отчаянии. Лишь в уверенности, что единственный, кто может заслуживать вечности в царстве Моргота — это сам Моргот.
Он пошёл вперёд, к тому месту, где двойная дверь была раскрыта. Казалось, что это лишь крошечная трещина, но это было лишь потому, что двери были исполинскими. Этой щели было более чем достаточно, чтобы Фингон мог пройти. Зло клубилось в тенях за дверью. Но там была серая дорога, и она начиналась прямо у двери. Фингон встал на неё. Прямо над ним половина резного Повелителя с его трезубчатой короной презрительно косилась на него. Фингон бросил на него ответный взгляд. «Я тебя не боюсь», — солгал он.
Во тьму — с луком и звёздным фиалом, и, может быть, с полудюжиной оставшихся у него стрел. Да, с таким же успехом он мог уйти во тьму с пустыми руками — разницы особой не было. Однако его утешала мысль о свете у него на груди.
Он пошёл вперёд.
***
Здесь царила непроглядная тьма. Фингон не видел ничего, кроме дороги. Но он чувствовал, что за ним наблюдают. Кругом его окружало мерзкое облако зла. И — о, как же здесь пахло: это был словно нечистый дух от какого-то гниющего поля битвы, словно разлагающаяся плоть, которую рвут стервятники, словно сама смерть. Хотя не было видно ни стен, ни крыши — только огромная жестокая тьма — тем не менее, он чувствовал, что заперт здесь. Злобное, пристальное внимание кругом напомнило ему вонючий туман, который поглотил видение Сириона. Это было то же самое, но гораздо хуже.
Серая дорога расколола тьму на две половины, но между ними не было никакой разницы. Фингон со своим луком и стрелами шёл дальше. Что же ему делать, когда он дойдёт до конца? Ему придётся предстать перед Морготом и требовать — или просить — или угрожать?.. Это было безумием. Это было невозможно.
Но он не сбавлял шагу. Он не хотел доставлять этой радости наблюдавшему за ним злу.
Дорога к центру тронного зала, казалось, тянулась очень долго, и только почти у самого конца её Фингон, наконец, увидел нечто, что не было нависшей тьмой. Перед ним с дорогой случилось что-то странное. Серая лента, которая до этого так аккуратно расстилалась по тёмной ночи, теперь рвалась, рвалась, и снова рвалась, разбиваясь сотни, потом — тысячи раз на тонкие, как шёлк, ниточки; и нитки заплетались в узлы и переплетали друг друга, внутрь и наружу, расстилаясь и находя на какой-то предмет, который был в самом конце дороги. Запутанная сеть расстилалась на огромном помосте, который Фингон иначе и не увидел бы. На помосте, будто прикованный к нему липко блестящими серыми нитями, стоял железный трон. Трон казался огромным: он был сделан для того, кто был больше, чем любой из Детей Илуватара, для самого могучего из его древнего племени. Но паутина — а это была паутина, тонкая, но мощная — опутала трон рваными серыми занавесями из затхлого паучьего шёлка. Словно якорные цепи, тянулись нити паутины за ним, простираясь в окружающую тьму.
Фингон воззрился на железный трон Моргота. Он был пуст.
Нет. Не был.
Фингон вспрыгнул на помост. Липкие нити, которыми кончалась дорога, пытались запутать его ноги; он отпихнул их прочь, и они разошлись. Недвижная фигура возлежала на железном кресле. Фингон чуть не пропустил её, ибо даже взрослый эльф выглядел бы до смешного крошечным в безжалостном пространстве трона, выкованного для гиганта — и это тело лежало, как мёртвое, и оно было так покрыто паутиной, что его почти не было видно. Но там был огонёк ярких волос, и Фингон, забравшись на кресло, услышал слабую дрожь неглубокого дыхания. Это был он. Это действительно был он.
И что-то во тьме стало смеяться.
Фингон застыл. Смех шёл откуда-то сверху. Он быстро снова положил стрелу на тетиву и поднял её, целясь в источник звука; однако по мере того, как он целился, звук уходил куда-то; теперь он шёл то слева, то справа, то таился в тенях у него за спиной; а теперь он был повсюду — тихий, жестокий, довольный стрёкот.
Ну-ка, ну-ка, ну-ка, — прошептал голос в тьме. — Что это тут у нас?
— Покажись! — воскликнул Фингон.
Если ты уж так хочешь меня увидеть, — сказал голос, — то это зависит только от тебя; но я подозреваю, что ты об этом пожалеешь.
Фингон заколебался. Но он предпочитал знать, с чем столкнулся. Он продолжал сжимать лук в левой руке, а правой нащупал звёздное стекло. Когда он достал его, нежного мерцания не было: свет заблистал — огромная белая вспышка озарила весь тронный зал, словно бросая вызов тьме. Затем свет сжался в белоснежный маяк в руке Фингона. Фингон был за это благодарен: одного взгляда было достаточно.